Напечатала статью, ссылка на Я-диск ещё немного поработает, и я её отключу. 2 баллады в переводе автора статьи позднее сделаю в соответствующую тему.
Когда смотришь карту средневековой Европы, видишь, что леса властвуют на европейском пространстве. Шервудский лес или Бернсдейлский лес, Мурмальский лес или Бодурский лес – их могущество сопоставимо с графствами. Леса населены львами и драконами, гномами и девами озера, причём это не сказочная метафора, но факт:в раннем Средневековье львы обитали в европейских лесах вплоть до Франции; низкорослое племя пиктов, колдуньи и прорицательницы, коих путник мог принять за ведьм, - это столь же естественные подробности жизни, как сегодняшний компьютер. Скорее всего, уцелевшие от ледникового периода рептилии и были теми драконами, которые доживали свой век в пещерах и озёрах.
Странствующий рыцарь в лесу встречался со всей историей разом – от Юрского периода включительно.
Шагнуть в чащу – значит отказаться от сомнительной власти городов и попасть под защиту иной, возможно, более могущественной власти – стихий и духов. Раб бежит от жестокого хозяина и становится не просто вне закона королевства; он становится вне законов непрочной цивилизации. Странствующий рыцарь средневекового эпоса, отправляясь в лес, переходил в иную реальность: за опушкой кончается логика города, наступает иной мир.
Между прочим, столкновение Робин Гуда с лесниками ( это один из самых частых эпизодов баллад) есть не что иное, как встреча с духом леса. Во многих рыцарских романах возникает фигура загадочного и властного лесника, встречающего странствующего рыцаря. Так, Ивейн («Рыцарь со львом») встречает лесника у источника. Так, герой «Мула без узды» встречает виллана-лесника. Лесник опасен и непредсказуем, он может быть и добр, и зол – в точности как в балладах о шервудском странствующем рыцаре.
Робин Гуд из Шевудского леса – это звучит как титул загадочного графа; как таинственный герб на щите неизвестного рыцаря.
Цикл баллад о Робин Гуде, в котором каждая баллада дополняет предыдущую и все сплавлены сюжетом жития главного героя, есть не что иное, как рыцарский эпос.
Воспринимая история о лесном разбойнике вне общей линии повествования, масштаб замысла понять трудно. Однако пред нами именно эпос, прошедший в своём возникновении необходимые стадии – от анонимного (народного) творчества до осмысленного авторского сочинения.
Создан эпос в ту пору, когда появились первые рыцарские романы, и это тоже рыцарский роман. Грань между жестой ( так определяют жанр первых сочинений о Робине – так называют фольклорное описание жизненного пути), рыцарским романом и житием святого в Средние века весьма условна, размыта. Скажем, история любви Тристана и Изольды претерпела ряд трансформаций, пока не превратилась в роман Кретьена де Труа, а потом и Жозефа Бедье. То же самое касается и монументального «Парцифаля» баварца Вольфрама фон Эшенбаха, и историй Гальфрида Монмутского, и поэм о Крестовых походах.
Определяя жанр( через определение жанра – дидактический пафос) произведения, надо учесть, что Средневековье представляет густое сплетение жанров в принципе: самым выразительным сочетанием жанров является готический собор, в котором авторство отдельной скульптуры растворяется в общем замысле. Собор – рвущееся в небо здание, устремлённое каждой линией в облака, - утверждает идею бесплотного единения с Богом, но отдельная скульптура в соборе ( любимый мотив – Неразумная дева, например) может быть исключительно земным.
Трубадур Бернарт де Вентадорн, куртуазный поэт, принимает участие в Крестовом походе, каковой обрастает сочинениями отнюдь не куртуазного толка, однако отделить одно от другого невозможно, да и не нужно. Вентардон воспевает Альенор Аквитанскую, вдохновительницу Второго крестового похода, и отблеск большого костра ложится на лирику, но лирика от того не менее изысканна.
Сочетание куртуазного слога и кровавого эпоса – не редкость: бывший трубадур, епископ Тулузы Фолькет ( воспетый, кстати сказать, Данте в 9-й песни «Рая»), возглавил крестовый поход против альбигойцев вместе с де Монфором. И эти события происходят юго-западе Франции практически одновременно с тем, как на севере Англии, в Шервуде и Бернсдейле, охотятся за мятежным Робин Гудом. Это только кажется. Что одно далеко от другого; истории Англии и Франции так переплетены в эти годы, что перед нами просто параллельный неф в том же самом средневековом соборе.
События, описанные в балладах о Робине, происходят на несколько лет раньше похода на альбигойцев - и параллельно Третьему Крестовому походу, затеянному Ричардом Львиное Сердце, сыном Альенор Аквитанской.
Кажется необязательным знать все эти подробности, но персонажи властно напоминают о себе, исторические фигуры возникают сами собой - подобно скульптурам в соборе, неожиданно появляются в нишах, их находишь спрятавшимися за колоннами.
Тот же самый Симон де Монфор, который ведёт войска на альбигойцев, будет подавлять баронские восстания в Англии после правления Иоанна Безземельного, брата Ричарда Львиное Сердце, - с Иоанном и Ричардом не раз встретится Робин Гуд. Стоит взглянуть на одного из персонажей баллад, как за его спиной открывается весь огромный собор Средневековья.
Лирика буквально внедрена в эпос, биография - в движение толп, баллада - в историю: всё переплетено так, чтобы мы ощутили, насколько густо населён смыслами лес Средневековья.
Развести жанры, представить события менее запутанными, разложить собор на составные детали, отделить соборную скульптуру от трёхнефной структуры - задача нелепая.
Остаётся добавить, что средневековый собор - одновременно и лес.
Более того, собор - это прежде всего лес. Именно ощущение леса как волшебной, не подвластной разуму субстанции и породило архитектуру собора. Взгляните на переплетающиеся аркбутаны у вас над головой - это ветви сплелись в причудливый узор. Взгляните на табернакли - это гнёзда на деревьях. Смотрите на колонны - ведь это стволы деревьев. На каждом надгробии собора вы найдёте дракона. Как правило, фигуры драконов помещают в изножье - так вообразите, сколько же драконов таилось в средневековых лесах.
1
Нащупывая различия между фольклорной жестой и куртуазным романом, надо указать на изощрённый характер переживаний героя. В куртуазном рыцарском романе появился особый, не свойственный фольклорному житию нравственный идеал, провоцирующий поступок; целью странствующего рыцаря является недостижимое совершенство: иногда это поиск Святого Грааля, но в целом рыцарь ищет способ доказать любовь к Прекрасной Даме небывалыми подвигами. Жизнь, ставшая бесконечным подвигом во имя любви к Даме, получила название куртуазной - горе и боль в таком случае переживаются как комплимент, который рыцарь преподносит возлюбленной. Куртуазное служение рыцаря Прекрасной Даме имеет важную составляющую: Прекрасная Дама - это не просто выбранная в качестве идеала красавица в далёком замке; Прекрасная Дама - это земное воплощение Богоматери. Служа Даме, странствующий рыцарь переживает чувства, скорее напоминающие религиозный экстаз, нежели земное чувство к конкретной особе. Одновременно с рыцарским романом существует провансальская куртуазная поэзия, в которой этот мотив - слияния образа Богоматери с Прекрасной Дамой - звучит в полную силу. И крещендо достигает эта тема в "Новой жизни" Данте, написанной в те же годы. Структура "Божественной комедии", собственно говоря, вполне соответствует куртуазному рыцарскому роману: Данте предпринимает опасное путешествие во славу Прекрасной Дамы - Беатриче. Он спускается в Ад, проходит его круги, исследует Чистилище и, прежде чем перейти в Рай, где он и встретит Беатриче, Данте подвергается практически тем же опасностям, каким подвергаются рыцари, отправившиеся на поиски Грааля ради своей Дамы. Пылающие озёра, реки крови, неприступные скалы - это пейзаж дантовского Ада, но это и обычный антураж средневековых приключений рыцаря. Даже традиционные звери, охраняющие вход в волшебный замок, здесь присутствуют: Парцифаль или Гавейн непременно встречают свирепых львов; в случае Данте это лев, пантера и волчица. И путешествие традиционно начинается в тёмном лесу - в сумрачный лес попадает всякий странствующий рыцарь, попадает в лес и Данте, "земную жизнь пройдя до половины".
Таким образом, «Комедию» флорентийца вполне можно и даже следует рассматривать как инвариант куртуазного рыцарского романа. Что же касается влияния провансальской поэзии на автора «Новой жизни», то об этом говорено многажды.
Как и классический образец странствующего рыцаря, Робин Гуд скитается в тёмных лесах; это человек благородного происхождения, скрывающий своё имя, что также является одним их атрибутов куртуазного сюжета. Робин носит капюшон ( Нооd ), закрывающий его лицо, - это именно рыцарская деталь, особенность странствующего рыцаря, хранящего инкогнито; так именно поступал Ричард Львиное Сердце, возвращаясь из Святой земли и скрывая королевский лик под капюшоном. Параллель с королём Ричардом и даже дружба с ним подчёркнуты в робингудовском эпосе весьма часто. Пряча своё происхождение ( в реальности он граф Хантингтон ), обедневший рыцарь Роберт повторяет классический сюжет рыцарской эпопеи: он становится Робином Капюшоном так же точно, как становился Ивейн Рыцарем со львом. Но и храня инкогнито, скрываясь от света, рыцарь готов спешить на зов Прекрасной Дамы, рискуя всем. Так, Робин Гуд спешит в Лондон по прихоти королевы Кэтрин. Или отправляется на опасный бой, узнав, что дочь короля насильно выдают замуж. Эти поступки – абсолютно стандартное, принятое рыцарское служение. Порой служение Прекрасной Даме ( кстати говоря, безразлично какой: английской королеве или бедной вдове из деревни, - так и Парцифаль, служа единственной, готов откликнуться на каждый зов обиженной женщины ), служение женщине реальной приобретает сакральный оттенок. Робин Капюшон – исключительно набожный рыцарь, его можно сравнить с тем «рыцарем бедным», что «сгорел душою» от страсти к Богоматери. Достаточно сэру Ричарду Ли сказать, что за него может поручиться Дева Мария, как Робин Гуд становится его защитником. Почти в каждой балладе подчёркивается преувеличенная страсть Робин Гуда к Деве Марии. Религиозный аспект баллад о Робин Гуде часто выпадает из внимания ( опускался этот аспект и русскими переводчиками ), но между тем это существенная, чтобы не сказать главная, мотивация поступков героя. Вне служения Деве понять цикл Робин Гуда невозможно. Так, баллада о путешествии Робина в Скарборо и его схватке с морскими пиратами построена на том, что Робин Гуд, нанимаясь рыбаком, принимает имя Симона, того самого рыбака, который стал апостолом Петром. Утвердив связь с апостолом, Робин Гуд завершает это приключение тем, что на деньги, отобранные у пиратов, строит сиротский приют. В другой балладе ( «Робин Гуд и монах») Робин попадает в беду только потому, что он отправился в Ноттингем поклониться Деве Марии, в храм, носящий её имя. Опасное путешествие, предпринятое ради Дамы, - это основа любого куртуазного сюжета. Не перечесть баллад, в которых Робин Гуд меняется одеждой с пилигримом, предстаёт паломником, идущим в Святую землю. Мало этого, среди прочих баллад присутствует та, в которой христианский воин Робин Гуд вступает в бой с мусульманином, принцем Арагонским и его подручными-великанами. Бой Робина, Скейтлока и Джона с тремя мусульманскими воинами схож с поединками Роланда, Брандимарта и Оливера с тремя сарацинскими воинами - это классический сюжет. "Песнь о Роланде"показывает нам десятки подобных поединков, а "Тирант Белый" описывает бой с турецким султаном. Да и Сервантес, создавший рыцарский эпос столетия спустя, любил этот мотив. Принц Арагонский, окруживший Лондон войсками, возникший как по волшебству на страницах робингудовского эпоса, - разве он не напоминает страшного султана, чинившего козни на пути Дон Кихота?