Это моя книга Гершензона, с которой всё и началось. Рисунки Геннадия Калиновского.
Статьи о жизни и творчестве писателя:
Етоев А. В. «Книгоедство -4»
Гершензон М. А., писатель и переводчик
Давно, когда я был маленьким, радио в жизни в людей значило не меньше, чем теперь телевизор. Я очень хорошо помню, как буквально
замирал от тревоги, слушая радиопостановку о Робин Гуде, самое ее начало – там, где два монаха едут на лошадях через лес. Шум деревьев, лесные шорохи, пересвист птиц, напряженный разговор всадников – все это создавало атмосферу беспокойства, чуть ли не страха; предчувствие грозящей опасности пугало и одновременно притягивало – хотелось спрятаться, убежать и невозможно было не слушать дальше. Потом появлялся Робин Гуд, начинались веселые приключения и напряжение исчезало. Сама повесть Михаила Гершензона о Робин Гуде, по которой была сделана постановка, мной прочитана много позже. Читал я ее уже иными глазами, чем в детстве, уже замечая хитрости и всяческие тонкости мастерства, без которых печатный текст превращается в казенщину и тоску; читал глазами читателя, которому важно не только «что», но и «как». Ведь бывает, в детстве книгу проглатываешь взахлеб, она врывается в твой мир, как комета, а потом, годы спустя, перечитывая книгу взрослым, замечаешь, как беден ее язык, как невзрачен он и убог, и герои в ней не люди, а манекены. Вообще очень важно, как автор делает вещь, и особенно вещь для детей. Если книга сделана мастерски, если писатель чувствует, что именно этого слова требует эпизод или фраза, то он выигрывает у возраста, книга перерастает детство и становится достоянием всех. Андерсен, Кэрролл, Стивенсон, Марк Твен, Лев Толстой, Платонов, Евгений Шварц. Примеры можно множить и множить. Стрела «воткнулась в землю, дрожа от злости». «Дрожа от злости» – это находка. Таких находок у Гершензона много. Почти вся книга про Робин Гуда состоит из находок. Гершензон – человек большого литературного вкуса. Это для писателя много значит. И тем более – для читателя. Вкус автора виден с первой же строчки, с первого предложения, как видны безвкусица и халтура. Ни того, ни другого не скроешь от умного, внимательного читателя.
Лев Кассиль о писателе М. А. Гершензоне
…Я познакомился с Михаилом Абрамовичем Гершензоном на самых первых порах моей работы в литературе для детей. Он был в те годы редактором нескольких моих небольших книжек. И я с первых же дней работы с ним очень как-то зауважал этого черноглазого худощавого человека, всегда носившего свободный белый отложной воротник, выпущенный поверх блузы, и поэтому напоминавшего мне французского художника, какими их обычно рисовали в старых книгах. В каждом слове его, в каждом замечании, порой резко взыскательном, во всех его скромных и в то же время исполненных скрытого изящества и артистизма манерах чувствовалась пленительная интеллигентность, та культура общения с людьми, которая и других призывает к чуткому вниманию и корректности. А совсем уж покорила меня его необыкновенная эрудиция, необозримый запас знаний. Он и сам был хорошим детским писателем, и редактором работал и переводчиком. Немецкий, английский, французский языки знал превосходно. Владел латынью и , почти не заглядывая в словарь , переводил Горация. А когда ему захотелось услышать подлинное звучание «Божественной комедии» Данте, взял да и выучил итальянский язык.
Работал он с неукротимым и часто совершенно бескорыстным рвением. Перевёл, например, не имея даже договора на эту работу, много тысяч строк фольклора американских негров. Впоследствии они вышли отдельной книгой, которую Гершензон назвал «Сказки дядюшки Римуса». Братец Кролик из этой книжки давно уже стал родным миллионам наших ребят. О нём потом и диафильмы снимали. И стал он персонажем спектаклей кукольного театра, и по телевидению его показывали. Братец Кролик так вошёл в круг любимых книжных героев нашей детворы, что, как часто это бывает, сделавшись общим любимцем, зажил самостоятельной жизнью, и далеко не все знают, что первым –то познакомил нас с ним М. Гершензон. А как нравились ребятам переведённые и увлекательно раскрытые в его предисловии сказки американского классика Вашингтона Ирвинга! Или обработанные для школьников рассказы о Робин Гуде – средневековом герое английских баллад. М. Гершензон поэтично воссоздал образ легендарного героя, не знавшего промаха стрелка, не ведавшего страха защитника притесняемых, ненавидевшего угнетателей.
Так работал Гершензон – разнообразно и увлечённо. Писал свои книги, редактировал книги других писателей, помогал нам почувствовать прелесть многих творений разноязыкой мировой литературы. А потом пришла война. И в первый же день её Гершензон оставил книги, рукописи, словари и ушёл в народное ополчение…
Нет, не обязательно у героя , совершившего ратный подвиг, плечи – косая сажень, рост богатырский, а голос громовой. У Михаила Абрамовича и рост был чуть ниже среднего, и голос негромкий, и руки худые. А вот оказалось, что эти тонкие, подвижные руки, так прекрасно владевшие пером, умеют и с лопатой справиться, чтобы рыть окопы и противотанковые рвы, и пистолет мгновенно выхватить из кобуры в нужную минуту, и голос достаточно твёрд, когда надо сквозь грохот пальбы дать решающую команду.
… Чтобы использовать его отличное знание немецкого языка, Гершензона направили в так называемый 7-й отдел. Он допрашивал пленных, писал пропагандистские антифашистские листовки, которые забрасывались за линию фронта, в расположение врага. Он ездил по частям и обучал бойцов, как надо выкрикивать через специальные рупоры антифашистские лозунги на немецком языке, чтобы слышно было по ту сторону переднего края. Писал во фронтовую газету рассказы, фельетоны, стихи, короткие заметки. Писатель Т.Гриц, много лет работавший до войны с Гершензоном и встречавшийся с ним на фронте, рассказывает о том, в состоянии какой суровой и боевой непоколебимости работал, действовал на фронте Гершензон. Он не искал лёгких и безопасных заданий, всегда стремясь оказаться на самом трудном участке, не ожидал никаких поблажек и не прощал никому даже малейших ноток нытья или жалоб на трудную военную обстановку. «Помню, - пишет Гриц, - пришёл к нему, а тут вернулся из командировки работник политотдела. Устал, ругал шофёров, ругал плохие дороги, а потом сказал, что ему хотелось бы жить лет через 100.
У Гершензона глаза даже потускнели от злости.
- Вы этого не заслуживаете, - сказал он, раздельно произнося каждое слово. – То, что вы говорите, - это пошлость. Будущее надо делать, а не мечтать о нём по-маниловски. Я хочу жить со своим временем. А это эмалированное гигиеническое будущее утопических романов терпеть не могу. В нём скучно, как в магазине хирургических принадлежностей».
8 августа 1942 года 119-я дивизия вела наступательные бои на подступах деревни Петушки. Командира батальона, в котором находился Гершензон, насмерть сразила фашистская пуля. Растерявшийся батальон залёг. А надо было идти в атаку. И тогда Гершензон, как старший по званию в батальоне (он был интендантом 2 ранга), вытащил из кобуры свой пистолет-парабеллум…
- Батальон! Слушай мою команду! – закричал он. – За мной! Ура!
И, не оборачиваясь, он побежал вперёд по глинистой, раскисшей после дождя почве прямо туда, где засели оборонявшиеся гитлеровцы. Один за другим поднялись за ним рванулись в атаку бойцы. Но тут автоматная очередь, словно перепоясала писателя…
На поле боя, смертельно раненый, он написал прощальное письмо своей жене и детям:
«Лилюсика, жена, Юрашка, Женька, я вас очень люблю. Мне не жалко смерти, а поцеловать вас хочется, крепко вас целую, я умер в атаке, ранен в живот, когда подымал бойцов, это вкусная смерть. Я уверен, что мы победим, вам будет хорошая жизнь. Миша. Наши прорвались, бегут вперёд, значит, я умираю недаром…Жук и Юрка, растите хорошо…»
Через 6 дней, 14 августа, он умер в военном госпитале. А думал он, как видите, в тот момент, когда его , истекавшего кровью, уносили с поля боя, о хорошей жизни, которая непременно будет отвоевана, защищена и утвердится на нашей земле. И думал о своих детях, требуя, чтобы они росли хорошо. Ему ведь всегда так хотелось, чтобы дети росли у нас хорошо. Для этого он и писал свои книжки, дарил ребятам сказки других народов, баллады о храбром и метком стрелке. Во имя того, чтобы была нашему народу хорошая жизнь, чтобы все дети росли хорошо, повёл он, выхватив пистолет, батальон в бой и отдал свою жизнь. А ведь она у него была одна. Одна – единственная…
Отредактировано наталья (03-05-2012 08:54:33)
Я читал очень давно, кусками .. Помню смутно про то, как Робин обломком меча зарезал Гизборна 
. Он там всякие пакости пытается шервудцам устроить, (как он народ подбивал кишки Туку выпустить 
), но робинцы его так и не убили и он ничего страшного не сделал, этакий комический персонаж, которому ничего не удается. Помню в детстве понимала, что у мужика работа все-таки, а тут всякие браконьеры шастают, стрелами обстреливают... и еще было ощущение, что захоти он – мог бы всю шайку шерифу сдать... В смысле была уверенность, что лесничий просто глаза закрывает. (Даже рассказ придумывала, что у этого Билля потом были какие-то проблемы с налогами и его жену продали в рабство какому-то проезжавшему мимо купцу, а храбрые робинцы её отбили (купца все равно грабить собирались, да и Билль им почти родственник), а она во время отбивания не растерялась и прихватила у купца кошелек... В общем, даму вернули мужу, денег на налоги хватило, но Билль на сторону Робина не перешел (даже спасибо не сказал), и продолжал свое... Эх, где мои двенадцать лет? 
). 
