27.
Гай Юлий, как брата с Ганнибалом спровадил, стал быстренько к свиданию с Клеопатрой готовиться. В Цезаревой комнате на стол накрыл, цветы откупорил, напарфюмился, любимый лавровый венок надел. И тут вспомнил: в доме же весь первый этаж битой древнеримской керамикой завален. Потому как Гай Юлий с утра битье вазочек репетировал по Станиславскому. В общем, ужас – придет Клеопатра, а тут такой культурный слой, будто какие некультурные вахлаки живут! Да еще и коврики в кучу спинаны...
А прибираться было совсем-совсем некому. Потому что в прошлую пятницу Сатурналии были. Ну, и Гайюльскоцезаревые рабы как всегда, впереди планеты всей раздухарились. То есть, сперва их не трогали, потому как хозяин – сам Цезарь. Но когда они рыбный магазин китайской хлопушкой взорвали и весь Рим жженой селедкой провоняли – там уже шутки кончились. Повязали всех, кто пиротехникой баловался.
Гай Юлий тогда хотел к коменданту Рима идти и ругаться, но Цезарь сказал, что, мол, оно, конечно, дура, но все же-таки лекс. Гай Юлий поворчал, но согласился. Хотя Цезарю сказал, что надо, говорит, новый Трудовой Кодекс принять, чтобы Сатурналии были рабочим днем. Ибо нефиг. А вместо Сатурналиев пусть народ, например, День Лютецийской Коммуны празднует, благо никто не помнит, какого числа это было. На том и порешили. А пока, до суда, половина рабов с виллы в Мамертинской каталажке сидела, а вторая передачки носила. В общем, все были при деле. Только дома прибираться было совсем-совсем некогда. И некому.
Загрустил тут Гай Юлий со страшной силой. Самому прибираться ему было сильно-сильно влом. Еще с детства. Вздохнул Гай Юлий, да чуть было за приборку не взялся. Да только вспомнил вовремя: Брут же есть! Можно его к исправительно-общественным работам привлечь. И польза от него будет, в кои-то веки. Он все черепки уберет до Клеопатриного прихода, а потом можно будет его снова запереть.
В общем, выпустил Гай Юлий Брута и говорит: вот тебе, дитя мое, боевое задание. Возьми веник и подмети все на полу, чтобы ни одного битого черепка не осталось! Брут хотел было со стены взять веник легендарный триумфально-стратегический, которым Гай Юлий против врагов Рима отличился. Потому что он был получше того веника, которым на вилле прибирались. Но Гай Юлий вовремя это дело просек, и Бруту исторического веника не дал. Да еще и нотацию прочитал: я, говорит, не для того, говорит, галлов триумфарил в хвост и в гриву, чтобы ты тут мол!!! Брут лицом помрачнел и по черепкам за веником захрустел.
А Гай Юлий решил, для полноты картины, Клеопатре для романтики музыку какую-нибудь организовать. И говорит он Брутовым гладиаторам, Чуку с Геком: вот вам арфа с флейтой, мол, пока у меня свиданка будет, вы будете во внутреннем дворике сидеть, и на музыке играть. Чук с Геком переглянулись, но спорить с Гаем Юлием не стали. Потому что он был в гневе страшен: самого Брута за уши таскал. Гай Юлий, значит, и продолжает: как Клеопатра войдет, я вам рукой из окна махну. Что-нибудь торжественное сыграете – ну, к примеру, «Scotland the Brave».
Чук хотел было возразить, что мол, у нас волынки нету, но Гек его локтем вовремя толкнул и страшные глаза скорчил. Типа, не спорь с начальством, хуже будет! А Гай Юлий дальше:   когда я из окна бокал выкину – это значит, что я гостью на танец пригласил. Тогда вам надо что-нибудь романтично-эротичное играть. Про Эммануэль, например. Ну а в остальное время – играйте, что хотите. Хоть «Во поле березка стояла», хоть Бони М. С одним только исключением. Если я «Раммштайн» услышу, которого ваш приятель Эномай любит – вы оба живо узнаете, где Лернейская гидра зимует, веслом Харона ее по голове!

28.
Катон, пока к Верресу собирался, придумывал, как антигалльский веник нейтрализовать. В смысле стырить. Первая мысль у Катона была циклопа за веником послать. Но Катон подумал-подумал и решил, что циклопа отправлять никак, ну просто никакушки нельзя.
Во-первых, у Катона были очень узкие двери, а циклоп слишком много ел. Он пока пехом до Рима добирался, исхудал сильно и в дверь влез безо всякого труда. А потом, голодный, на еду накинулся. И перестал в дверь пролезать. А двери переделывать Катону всегда было некогда. Поэтому получился у него циклоп внутреннего назначения. Но даже если бы циклопа удалось через стену перетранспортирить, все равно на улицу его бы выпускать было никак нельзя. Он у Катона на вилле застоялся, и кулаки у него чесались. И потому никакой гарантии, что он ни с кем не подерется, не было. А гарантия, что подерется, была. Попадет еще в каталажку, вместе с рыбными пиротехниками, и веник не сопрет! Потому нельзя было циклопа на дело отправлять.
И Катон для украсть веник другой вариант придумал.
Были у Катона два любимых гуся – один серый, другой белый. Два бойцовых гуся. Катон – он разную древнеримскую классику очень любил. Особенно – про гусей, которые Рим спасли. Потому он себе пару штук и завел. Римской сторожевой породы. С той поры в Риме мало кто, кроме Гая Юлия, решался с Катоном ссориться. Да и то, по мелочи. Разве что, Брут с гладиаторами. Да Цицерон с мигалкой. В самом деле: защиплют ведь катоновы гуси вусмерть!
Гуси Катону очень пригодились – они и дом сторожили, и самого Катона тоже, и заборы красили, и воду носили. Только они были со странностями. Иногда они думали, что они не римские сторожевые гуси, а те, которые гуси-лебеди из варварского фольклора. И поэтому  все время воровали все что ни попадя и при этом плохо лежит.
Катон гусей сначала к психологам водил, но они и у психологов клептоманили. Потому от катоновых гусей древнеримские психологи дружно отказались все. Прямо-таки оба.
А теперь Катон и решил, как гусье клептоманство употребить на благо Республики и себя. Собрал он во дворе всех – и циклопа, и гусей, и диспозицию им изложил. Циклоп, мол дома остается, с наказом никого не впускать, окромя Катона и гусей. А гуси – летят за веником. А Катон сам идет пока к Верресу.
Гуси стали к вылету готовиться. А Катон переоделся Лестрейдом на пенсии и к Верресу пошел.

32.
А Цезарь с Ганнибалом шли и по дороге к Катону стратегически планировали, как внутрь катонской виллы попасть и вредного Катона обезвредить. Они оба были большие мастера по стратегической части: Ганнибал потому, что был Ганнибал, а Цезарь потому, что был Цезарь. В смысле, потому что он Гай Юлию всякие ангигалльские военные хитрости придумывал, для легионов с веником.
Вот только как назло, ничего у Ганнибала с Цезарем не придумывалось. Не было у них боевого планового опыта во внутриримских условиях. В Риме неудобно гениально полководствовать: никакой тебе свободы творчества, Харон ее веслом! Тут тебе и штраф влепят за земляные работы после одиннадцати вечера, и катапульты эвакуаторами утащат, и палисад на заборы для вилл разворуют... Не война, а сплошь одно расстройство!
Хуже того, у Ганнибала с Цезарем стратегические подходы были разные. Цезарь предлагал вокруг Катона тройной вал откопать, чтобы не убежал, а потом три месяца по всем стратегическим планам его из-за вала высиживать. Ганнибал же за слонов агитировал, чтобы Катона быстро затоптать по самое некуда. Погорячились Цезарь с Ганнибалом, чуть не поспорили. Ганнибал с его африканским темпераментом даже руками стал размахивать. Какой, - говорит, - такой ров, через него же слонов не переправишь! То есть, оно, конечно, - говорит, - у меня ливийцы в Капуе на палинтоне катались, было, врать не буду. Но чтобы слонами из катапульты в Катона кидаться — да такого даже сама Дидона Карфагенская в кошмарном сне не видела!
Потом конечно, успокоились. Ганнибал вспомнил, что слонов у него под рукой не наблюдается, да и Цезарь сообразил, что Катон не будет ждать, пока его тройным валом окопают. Пожали Цезарь с Ганнибалом друг другу руки и дальше пошли. Ганнибал только чего-то под нос себе буркнул, что мол, лучше один плохой командующий, чем два хороших.
Наконец пришли Цезарь и Ганнибал к Катону и в дверь постучали. Циклоп в глазок посмотрел и говорит – никого, мол, нету дома. Тогда Цезарь (он же был умный!) спрашивает: а где Катон? Тут-то циклоп и занервничал. Про никого не пущать — это ему Катон ясно объяснил, на пальцах. А про что соврать, чтобы ушли и больше не ходили, это Катон циклопу оставил на самопридумывание. А с творческим мышлением у циклопа было бяково. И к тому же он боялся, что ежели он соврет неправильно как-нибудь, Катон его в угол поставит. Да, и конечно про сладкое можно будет забыть недели на две.
Вот со страху-то циклопа и переклинило по полной программе. И как пошел он врать! Чувствует, что чего-то не то излагает, но остановиться не может. Наконец выдохся и пошел от расстройства водички попить, чтобы успокоиться. Даже Цезарю   с Ганнибалом  «чао» в смысле «vale» не сказал.
Отступили наши два стратега за угол, чтобы обстановку обсудить. Цезарь и говорит: ясное, говорит, дело, что этот циклопус (веслом Харона его и далее по тексту) врет, как сивый очевидец! Не мог Катон к Цицерону на блины пойти! Тем больше, по случаю приезда тещи. Потому как, для начала, Цицерон — он человек твердых принципов, и есть после шести ничего не будет. Не говоря уже о том, что ни Цицерон, ни теща его блинов готовить не умеют. Да что там — теща! Сам гениальный Юлий Цезарь (который един в двух лицах) не умеет блинов жарить, потому что их не изобрели еще!
В общем, кроит что-то Катон со своим циклопером, - Цезарь говорит. И надо его отыскать не иначе как архисрочно. Мы вот как сделаем, говорит. Один останется у Катонова дома караулить, а второй быстро-быстро все возможные Катоновы явки обежит. Ганнибал, а ты быстро-быстро бегать умеешь?
Ганнибал насупился и говорит: умею, но Катон все равно быстрее бегает, мы проверяли ужо. А Цезарь в ответ: не беда! Я короткие дороги знаю, Катона обгоню. На том и порешили. Ганнибал за водосточной трубой у дома напротив спрятался, а Цезарь свою записную книжку на тридцати двух восковых табличках вытащил, со списком Катоновых злачных мест сверился, и как дунет!
Ганнибал в катонову дверь вперился, а чтобы не скучно было караулить, стал придумывать, как бы  вокруг Катона тройной вал откопать, чтобы не убежал, а потом слонами затоптать. Очень Ганнибалу в душу запало это сочетание — разом слоны и вал со рвом. Про себя он даже решил, что непременно это где-нибудь опробует, даже если придется в самом деле слонов катапультой на врага закидывать!

Очередная глава. По случаю дяди-Юлиусова ДР.

Спасибо!

33.

Клеопатра, тем временем, на свидание к Гаю Юлию собиралась. Ванну из молока приняла, надушилась-накрасилась, лучший наряд надела, в носилки села и поехала. Едет она через город и дивится: улицы битыми макаронами завалены, на площади деревянный коняка стоит в полуразрушенном состоянии, туда-сюда легионеры бегают, да в таком виде, словно из Ледового побоища выплыли, народ толпится и спорит, что круче: Брут на столбе или же тираннозаврик в галлюцинациях?
Вот Клеопатра и думает, что мол, одно из двух: либо сенаторы пополам со Спартаком революцию затеяли, либо Гай Юлий, который ей говорил, что он практически целый Цезарь, опять с календарем мудрит и первое апреля не в ту сторону подвинул. Решила, что непременно спросит, что и как здесь творится. Но потом.
Приезжает к Гай Юлию на виллу – а там все еще циркее. Весь первый этаж битыми вазочками завален, все коврики в угол спинаны, а посреди безобразия какая-то брутальная рожа с чахлым веником колупается. Пару черепков переметет с места на место, вывалившийся из веника прутик поднимет, вздохнет тяжко-тяжко, опять на пол бросит и за следующую пару черепков берется. А одето это чудо в одну лишь сенатско-казенную простыню поперек пуза.
Тут Клеопатра вообще не поняла, как это понимать. Адрес – Гайюльский, а тут какие-то узники трудотерапии шебуршатся. Что за ерунда, Сет его побери?
А тут и Гай Юлий во второго этажа бежит, лавровый венок на затылке поправляет. Тысяча извинений, о Божественная! - кричит. - Нет, не тысяча... Что там у нас после миллиона? Это у нас дела семейные, воспитательный процесс затянулся. Знакомься: это Брут, киндер мой незаконный официальный.
Брут и говорит: «А. Ага.». Клеопатра, значит, посмеялась, и Гай Юлий ее в романтически оборудованные покои повел. В комнату Цезаря без Цезаря, то есть. А по пути на Брута страшные глаза сделал и велел с приборкой поскорее заканчивать.
Вздохнул Брут, на лысый веник посмотрел и стал думать, как бы ему пошибчее с работой закончить. Вздохнул, очередной прутик от веника отдерибанил, и придумал вроде бы как.