ПОЭТ И МАЯТНИК

БЕЛЫЕ ПОЛЯ ПОКОЯ (ЭМФАТИКА)
Ну вот.
Скончался Холопайнен, рифмоплет.
Он сам себе построил эшафот.
Он думал, это с рук ему сойдет.
Уходит в землю алая струя.
Земля обетованная моя,
Открылись взору белые поля,
Покой и сострадание суля.

ДОМОЙ
Мечтатель и вино. Поэт без рифмы.
Линейки строк вошли мне в плоть и в кость.
Взорвался ад. Я выброшен на рифы.
Будь проклят тот, кем стать мне довелось.
Кровь в жилах как последняя строка
Струится, ядовита и горька.

Хочу домой.

Я хочу ускользнуть, убежать, улететь,
Я приюта ищу, а вокруг вижу смерть.
Плачет плаха по мне, а в глазах моих лед.
Мир растлил мою душу, и тело распнет.
Ты простишь меня? Вот, у меня два лица:
То – для мира, а это – для бога-отца.
Ты спасешь меня?
Плачет плаха по мне, а в глазах моих лед.
Мир растлил мою душу, и тело распнет.

Мой дом – тогда и там, где я не буду.
Цветок небес в душе моей увял.
Прошли те дни, когда я рвался к чуду,
К улыбке, превратившейся в оскал.
"Будь честен хоть однажды в этой жизни.
Перед самим собой – не для молвы
Признай: твои слова пусты, как мысли
Отрубленной на плахе головы."

Хочу домой.

УПОКОЕНИЕ
Ты окрась мою душу в лазоревый цвет
Водопадом небесного света.
Я уйду по изнанке непрожитых лет,
Окунусь в бесконечное лето.
Я окутаюсь синим небесным плащом.
Мне ни боли, ни страха не будет.
Спи спокойно, дитя, ты убит и прощен,
Холод лезвия руки остудит.
Помнишь берег, затопленной лодки корму
И луну, серебрившую воду?
Та луна увела меня в вечную тьму,
Я же думал, что выбрал свободу.
Им нужна моя плоть. Им душа моя – дым.
Я боюсь продолженья позора.
Я умру одиноким, хоть я и любим.
Я боюсь. Я умру очень скоро.

"Ты жил довольно, чтобы научиться
        не вздрагивать от выстрелов в ночи.
Ты жил довольно, чтобы научиться
        кричать во сне, а потому – кричи.
Ты жил довольно, чтобы приучиться
        к тому, что друг не может не предать.
Чего же ты еще намерен ждать?"

Много лет я распят на чужом алтаре.
Три минуты. Я начал отсчет.
Пусть отлив унесет меня прочь на заре
И тогда это тело умрет.

СТРАСТИ НЕХРИСТЕВЫ
Он небом в преступленьях уличен,
Изобличен, на части рассечен.
Сегодня возликует этот свет.
Разит гниющей плотью. Он поэт?..
Что ж, все хоронят что-нибудь свое.
Ах, обломает клювы воронье
О каменное сердце, что в груди
Уже не бьется. Будет, не гляди.

В аду его дом! Издох – поделом!
А колокол – боммм. А мы не умрем!

Игра его страстей сошла на нет.
Алтарь покинут. Теплится рассвет.
И над его могилой, не стыдясь,
Плюют друзья в кладбищенскую грязь.

Он хотел ускользнуть, убежать, улететь,
Он приюта искал, а вокруг видел смерть.
Плачет плаха по нем, а в глазах его лед.
Мир растлил его душу, а тело распнет.
Ты простишь его? Вот, у него два лица:
То – для мира, а это – для бога-отца.
Ты спасешь его?
Плачет плаха по нем, а в глазах его лед.
Мир растлил его душу, а тело – сгниет.

"От рождества Христова в год две тыщи пятый
Раба Туомаса призвал к себе господь.
Ему не плакать больше на заходе солнца.
Затихнет музыка, написанная им:
Она и так звучала долго, слишком долго.
К утру, когда его нашли нагим и мертвым,
Он улыбался. А при нем был карандаш,
Листы бумажные... Но буквы были стерты."

Ты спасешь меня?..

МАТЕРЬ И ОТЧЕ
Ну, вот ты и дома, сынок. Успокойся.
О, как ты замерз: даже лоб ледяной.
Пусть лезвие падает. Больше не бойся.
Теперь все в порядке. Теперь ты со мной.
Я знаю, что будет, и знаю, что было.
Но раны затянутся, дай только срок.
Спаси то, что можешь. В тебе моя сила.
Мы будем любить тебя вечно, сынок.

Начни сначала…