..

Еще до первого созыва парламента Генрихом IV, архиепископ Арундел смастерил для него проповедь, в которой король как бы объявлял, что он хочет править «при помощи советов и указаний людей уважаемых, мудрых и честных». Он объявлял, что не собирается править авторитарно. Разумеется, это была риторика, но риторика такого пошиба, который так легко находит путь к сердцу каждого подданного.
Действительно, все указы 1397-98 гг были отменены, их жертвы были восстановлены в своих правах. С другой стороны, отмена указов Ричарда от 1397 г. означала, что герцоги Албермаль, Экзетер и Сюррей, маркиз Дорсет, граф Глочестер должны были вернуть собственность, дарованную им этими указами, и вернуться к прежним титулам. «Совершенно случайно» это были нобли, по эгоистическим причинам, но поддерживавшие Ричарда. А вот графам Саффолку и Оксфорду разрешили оставить себе конфискованные в их пользу Ричардом земли.

И все-таки, по тем временам Генрих обошелся со своими политическими противниками невероятно мягко. Никто не был казнен после казней в Бристоле и Честере, никто не был обездолен. Новый король явно не собирался создавать на свою голову группу озлобленных и обнищавших ноблей. Он был, несомненно, расстроен демонстративной оппозицией семейства де Перси, но вот пакостей от тех, кто действительно восстал против него, он явно не ожидал, судя по развитию событий. А надо бы!

В заговор против него вступили именно бывшие друзья Ричарда: Кент, Хантингтон и Рутленд. А ведь с ними король обошелся прекрасно. Они сохранили все, что дал им Ричард, и приобрели влияние при дворе Генри. Казалось бы... Но они решили вернуть к власти Ричарда весной 1400 года, во время турнира в Виндзоре. Вообще-то инициатором заговора были граф Салсбери и Томас Лорд Деспенсер, причем агенда заговора была очень жесткой: убить и самого Генриха, и его сыновей. Вышеупомянутые нобли к этому заговору только примкнули. Им даже удалось устроить беспорядки в Виндзоре, но они не поняли, к своему несчастью, что имеют дело с профессиональным военным, да и недооценили настроения «рядовых подданных» - о них они вряд ли даже задумались.

Генрих ушел из Виндзора верхом, быстро достиг Лондона, поднял там армию, и вернулся в Виндзор раньше, чем заговорщики поняли, что случилось. Мятежники отошли к западу от Виндзора, Генрих начал преследование. Он загнал Кента и Салсбери в Чиренчестер, где с ними расправилась толпа раньше, чем они могли поторговаться с королем об условиях сдачи – оба были обезглавлены. Хантингтона схватили в Шубуринессе, откуда перевезли в Плеши, где его прикончил какой-то выходец из Эссекса. Бристольцы линчевали Деспенсера. Остальные восемьдесят бунтовщиков предстали перед судом в Оксфорде, и тридцать из них были приговорены к смерти.

Это катастрофическое восстание явно показало, что бунт против короля страна не поддержит. Далее, стало ясно, что идея свержения Генриха не пользуется популярностью и среди ноблей. Но не менее ясно было и то, что живой Ричард представляет собой фигуру привлекательную для последующих политических авантюр. Ричард должен был умереть. Энтони Тук подчеркивает, что никто не знает, как король умер. Утверждение, что его убил по приказу короля некий рыцарь Пирс Экстон, по мнению Тука, несерьезно уже потому, что сэр Экстон был извлечен Френчем, как кролик из шляпы: ни до, ни после данный сэр нигде не упоминался, и вряд ли вообще существовал. Вероятнее, что Ричард умер от голода, но, опять же, неизвестно, уморил он себя сам, узнав о провале заговора, или его уморили тюремщики. Слухи о том, что Ричард жив и скрывается, очевидно, в Шотландии, разумеется циркулировали, но довольно вяло.

Имущество осужденных заговорщиков отошло, по решению королевского совета, к королевскому дому. Их распределили между членами семьи Генриха и лицами, ему служившими. Он не стал награждать имуществом ноблей, ему помогавших в подавлении восстания, по двум причинам: во-первых, он хотел сделать для них ясным, что защита короля входит в их обязанности, и, во-вторых, он просто стал больше доверять собственным служащим, чем чужим ноблям.

Более опасным, чем практически мгновенно подавленный заговор, было восстание в Уэлсе, в сентябре 1399, которое возглавил Овайн Глендовер. Изначально это была ссора с соседом, Реджинальдом де Греем, относительно земельных владений. Спор перерос в вооруженную атаку против Грея и его соседей-англичан, но в сентябре 1399 Глендовер был разбит при Вэлшпуле местными силами под командованием Хью Бурнелла. Мятеж, тем не менее, разрастался, и Генрих, по пути из очередного шотландского похода, прошелся карательным рейдом по северному Уэллсу. Мятежники затаились, но сам мятеж продолжал тлеть. Поползли слухи о каких-то древних предсказаниях, снова пошла в ход древняя мифология, всплыли расовые вопросы.

В 1402 году мятеж вспыхнул снова, Реджинальд Грей был похищен повстанцами, а вместе с ним – и Эдмунд Мортимер, дядя графа Марша. Генрих быстро выкупил Грея (который потом всю жизнь выплачивал сумму выкупа своему доброму королю), но не слишком торопился с освобождением Мортимера. Эта человеческая слабость, желание расправиться с потенциальным неприятелем чужими руками, обошлась Генриху очень дорого. Глендовер предложил Эдмунду в жены свою дочь, и тот женился, став, таким образом, чуть ли не королем Уэлса, не говоря о том, что его обширные владения стали для Англии недосягаемыми. Что еще хуже, именно этот момент семья де Перси выбрала, чтобы поставить точки над и в своей оппозиции к королю. В 1403 они присоединились к Мортимеру и Глендоверу.

Политическим манифестом этой акции был план свержения Генриха, и замена его графом Маршем, у которого были, с их точки зрения, более неоспоримые права на престол. Де Перси заодно решили оправдаться публично за свои действия в 1399, когда они, по сути, открыли двери Англии для Генриха. Теперь они заявляли, что помогли Болингбруку только потому, что поверили, что он явился требовать принадлежащее ему по праву наследство, но они вовсе не собирались делать его королем. Это, мягко говоря, было не совсем правдой. Другое дело, что вражда между Нортумберлендами и Генрихом росла постоянно и неуклонно. В течение 1401 года де Перси неоднократно обращались к новому королю с требованием денег для укрепления границ, но, если верить автору Eulogium Historiarum, король ответил: ”I have no money, so you shell have no money”.

Но дело было не в деньгах. На самом деле, касса королевства пыталась выплатить де Перси так много, как это только было возможно, да и задержка ассигнованных сумм была делом обычном. Дело было в другом, скорее всего – тот самый загадочный человеческий фактор. Генрих отказал де Перси, когда они предложили свою помощь в переговорах с Глендовером. Он запретил им потребовать выкуп с шотландцев, захваченных при Хомильдон Хилл. Он подчеркнуто благоволил к семье Невилл, которые были заклятыми врагами де Перси. В довершение к этому, при дворе появился шотландский граф Марш, Джордж Данбар, который искал союза Генриха против графа Дугласа. При Хомильдон Хилл Данбар воевал на стороне англичан, но его отношения с де Перси оставались весьма напряженными. Причем, потому, что дом Данбаров потерял во время бесчисленных англо-шотландских конфликтов земли в пользу Нортумберлендов. Соответственно, де Перси начали чувствовать, что новый союзник Англии будет, скорее всего, награжден за их счет.

А ведь Нортумберленды почему-то считали, что их военная мощь будет настолько ценной для короля, что они смогут, по сути, контролировать его и его действия. Какая глупость! Ни один король, тем более король, захвативший трон силой, не будет поддерживать магнатов, которые сильнее его самого. Отсюда и благоволение Генриха к Невиллам, и возвышение Данбара, и систематическое отталкивание де Перси от центра событий. Именно Данбар и сыграл решающую роль в падении дома де Перси: он, знающий местные условия, как никто другой, поторопил короля ударить по Глендоверу и Нортумберлендом до того, как они успеют соединиться. В жестокой битве при Шрюбери мятежники были разбиты. Молодой Нортумберленд, Хотспур, был убит в битве, его союзник граф Ворчестер был взят в плен и казнен после битве, а старший Нортумберленд сдался, сохранив этим себе жизнь, но потеряв владения и влияние. И снова Генрих не стал осыпать милостями своих союзников, сделав, скорее, символические жесты. Например, Данбар получил право управления некоторыми небольшими поместьями погибшего Хотспура (очевидно, теми, которые когда-то ему и принадлежали?), но не более.

По требованию палаты общин в январе 1404 года, Нортумберленд получил официальное помилование, и был публично примирен с Данбаром, королем и Вестморлендом. Но проблемы с Нортумберлендом на этом не закончились.

Генрих, по вполне понятной причине, хотел иметь своего «политического соперника», малолетнего графа Марша, под рукой, а не где-то там в вечно бурлящих пограничных территориях. Так что поместил он графа и его брата в Виндзорский замок, под опеку дочери герцога Йорка-старшего и сестры нынешнего (графа Рутленда, кстати), Констанс. Констанс же, надо сказать, имела биографию бурную. Во-первых, она была женой того лорда Деспенсера, который был в числе заговорщиков и был растерзан толпой в Бристоле. Во-вторых, ее любовником был граф Кент, брат которого тоже был в числе заговорщиков 1399-1400 гг, и тоже погиб. По каким резонам Генрих доверил присмотр за юным Маршершем именно Констанс – трудно понять. Впрочем, возможно, что и за самой леди Констанс присматривали. Во всяком случае, в феврале 1405 года, когда она внезапно отбыла в направлении своих земель в Уэлсе, прихватив обоих детей, ее довольно быстро нашли и остановили. Кстати, леди Констанс, со злости на брата, активно работающего на стороне Генриха, в момент задержания заявила, что она-то просто прогуляться выехала, а вот герцог Йорк планировал убить короля на прошлое Рождество. Герцога, на всякий случай, арестовали на пару месяцев, но быстро поняли, что он здесь не при чем.

А поняли, потому что в мае стало ясно, кто именно снова начинает мятеж. Нортумберденд. Более того, к нему присоединились Томас Мовбрей, граф Маршал, и Ричард Скроп, архиепископ Йорк. Йорк был одним из архиепископов, короновавших самого Генриха, но, с другой стороны, архиепископат Йорка сильно зависел от Нортумберленда.

Похоже на то, что Скроп хотел просто привести своих людей к де Перси, но был перехвачен де Невиллем, который арестовал его обманом, устроив дружескую попойку. И снова голов лишились все, кроме Нортумберленда, который затевал мятежи еще несколько раз, и даже обращался в 1407 году за помощью к герцогу Орлеанскому. В конце-концов, мятежный старец погиб в Йоркшире, где ему устроили засаду.

Тук подчеркивает, что все эти мятежи и восстания в Уэльсе не должны создавать картину, будто бы Ланкастеры не пользовались поддержкой подданных, и трон под Генрихом IV постоянно шатался. Вовсе нет! Мятежники, как это можно видеть, абсолютно не пользовались поддержкой, более того, чем дольше длились военные действия, тем меньше симпатий к ним оставалось, ведь из-за этого конкретно страдало земельное и денежное имущество многих ноблей, хотя Генрих был достаточно осторожен, и основные тяготы несли Ланкастерианские замки.

Пожалуй, можно сказать, что общий успех царствования Генриха объяснялся тем, что он никогда не преследовал семьи своих оппонентов. Виновные в заговоре против короля наказывались согласно закону, и по постановлению должного количества пэров – отсечением головы. Тем не менее, ни их имущество, ни их земли не конфисковывались, их наследники утверждались в наследственных правах, хотя король и мог при этом заметить, что доверие наследнику мятежника придется заслуживать самому.

Французы от узурпации трона Генрихом IV были в ужасе. У них так хорошо все было уже налажено с Ричардом и Джоном Гонтом, и вот один свергнут и в тюрьме, а второй мертв. Почему-то во Франции считали, что на трон Генрих взошел исключительно при поддержке простонародья, а простонародье Англии хотело продолжения войны: еще любовались горожане и селяне на красивую посуду, текстиль и прочее добро, пограбленное их отцами и дедами у соседей.
Но время шло, а война так и не начиналась. Лорды королевства еще в 1401 году, на заседании палаты пэров, выразили мнение, что финансы не позволяют снарядить массивную операцию во Франции, а воевать по мелочам уже не хотелось, потому что это тоже обходилось дорого, а ценность выигрыша была сомнительной. Первое движение, собственно, сделали именно французы: в 1404 году умер герцог Бургундский, и это позволило герцшгу Орлеанскому усилить напор в Аквитании, где он воевал уже с 1403 года. К 1408 году влияние англичан в Аквитании съежилось до того, что архиеписком Бургундии предупредил Генриха, что Аквитанию тот теряет. Но даже после этого Генрих войска на континент не послал, ограничившись посылкой денег на содержание усиленных гарнизонов в Аквитании.

Не более воинственной, вопреки опасениям французов, оказалась и палата общин. Дело, конечно, было в деньгах и налогах. В принципе, палата общин готова была ассигновать на военные расходы часть таможенной пошлины, и дать добро на прямой военный налог в случае необходимости – при условии, что большую часть расходов король будет покрывать из собственных средств. Поэтому палата общин настаивала, чтобы земли, попадавшие по разным поводам под корону, не передаривались больше, а оставались источником финансирования королевской политики. Как ни парадоксально это звучит, очень хорошим залогом лояльности земельных магнатов Генриху послужил годовой налог, который они платили короне: один шиллинг на фунт годового дохода, превышающего 500 марок. Собственный доход короля от его герцогства Ланкастерского был около 1 000 фунтов в год.

Можно сказать, что первые восемь лет правления были для Генриха IV довольно успешными: он обрел широкую поддержку как знати, так и простонародья, неплохо управлялся с парламентом, избегая крупных кризисов, и пережил несколько заговоров и локальных бунтов. Проблемы начались в 1408 году, и, увы, внутри семьи: его сын, принц Уэльский, и его братья по отцу, Бьюфорты. А причиной всему стало то, что здоровье Генриха стало быстро ухудшаться. Упоминания о болезни Болингбрука были уже в 1399, но настолько неяные, что ими могло быть и пищевое отравление. Второй эпизод, обморок, был тоже упомянут одним автором, Томасом Гасконом, и поскольку случился он во времы экспедиции против архиепископа Йорка, Гаскон обозвал его «приступом проказы», выражая скорее свой ужас по поводу казни архиепископа, нежели знание медицины: тогда проказа считалась именно той болезнью, которую Бог посылает на прогневивших его. На самом деле, приступ сильно напоминает коронарное заболевание, и король вполне пришел в себя уже после недели отдыха. В следующий раз король заболел в 1406 году, но скоро опять был на ногах. Серьезнее был приступ, случившийся в июне 1408 года, потому что король продолжал болеть до весны 1409, и в январе 1409 даже считал, что он умирает, и сделал завещание.

Современные ученые отвергли теорию проказы. Одно время было популярно мнение, что Болтнгбрук страдал так называемыми психосоматическими проблемами, вызванными чувством вины за узурпацию трона и постоянным стрессом из-за бунтов против его власти. Современные медики склоняются к тому, что король страдал именно сердечно-сосудистым заболеванием, вкупе с ревматической лихорадкой, и периодические приступы объясняются тем, что он ни в коей мере не вел образ жизни человека с ослабленным здоровьем. Проще говоря, не щадил себя. Энтони Тук справедливо отмечает, что если у Генри и были какие-то колебания относительно законности его посягательств на трон, они не могли не исчезнуть в свете той широкой поддержки, которой он, новый король, пользовался у населения и у ноблей. Что до бунтов, то они принесли больше несчастий бунтовщикам, чем королю, даже не поколебав общей стабильности состояния дел в королевстве.

Во время болезни короля в 1408 – 1409 гг страна успешно управлялась королевским советом во главе с архиепископом Арунделом. Принц в это время довольно успешно разбирался в Уэльсе с Глендовером. После этого он решил, что пришло его время разобраться с политикой Англии вцелом. Его ближайшими соратниками были братья его отца, дети Джона Гонта от Кэтрин Свинфорд. Старший, граф Сомерсет (Джон) умер в 1410 году, но Томас и Генри, епископ Винчестерский, образовали с наследным принцем альянс против архиепископа Арундела и младшего брата принца, Томаса, который в 1412 году основал для себя герцогство Кларенс. Неясно, чем мог обидеть Арундел Бьюфортов, разве что тем, что требовал официального постановления, что они не имеют право на корону, несмотря на официальную легитимизацию своего рождения. Не то, чтобы у них был какой-то шанс (Генрих IV имел четырех сыновей), но – все равно неприятно. Опять же, тесная дружба с будущим королем могла быть залогом успешной карьеры в будущем, что для амбитного епископа Бьюфорта было очень важным. Что ж, он действительно стал кардиналом в будущем.

В результате подковерной возни, в 1409 году архиепископ Арендел оставил свою должность Лорда Канцлера, и новый совет был одобрен парламентом. Список совета, кстати, составила палата общин, где спикером в то время был Томас Чосер, кузен Бьюфортов (матери Чосеров и Бьюфортов были сестрами).

Ни архиепископ, ни многие сподвижники Генриха IV даже не были включены в совет, теперь там сидело новое поколение: граф Арундел, граф Вестморленд, епископ Бьюфорт. Наследный принц был выбран главой совета, а Томас Бьюфорт – Лордом Канцлером. В этом составе совет сосредоточился на выработке линии поведения по отношению к Франции.

Там ситуация действительно сложилась интересная. После смерти старого герцога Бургундского, Луи Орлеанский крепко вгрызся в английскую Аквитанию, и отгрыз от нее изрядные куски.

Луи, в свою очередь, был убит новым герцогом Бургундским, по имени Джон Бесстрашный, в 1407 году.

Такая перестановка сил во внутренней политике Франции не могла не привести к очередной гражданской войне между герцогом Бургундским и ноблями – союзниками нового графа Орлеанского, во главе с Бернардом, графом Арманьяк. Англия оставалась при этом в позиции праздного зеваки, хотя имела свои интересы во Франции. Генрих IV надеялся использовать ситуацию, предложив небольшую военную помощь одной из сторон, в обмен на признание прав Англии, которые были обозначены в Бретанском договоре. Кстати, на такую любезность за оказанную помощь пошла бы и партия орлеанцев, и партия Бургундцев.

Наследный же принц считал, что ситуация позволяет Англии оттяпать на континенте гораздо, гораздо больше. Когда в августе 1411 войска Арманьяка оккупировали Вермонт и начали угрожать нескольким городам во фламандских владениях герцога Бургундского, Джон Бесстрашный отправился в Англию за помощью. Он предложил руку своей дочери Анны наследному принцу, и, вроде, посулил отдать англичанам Дюнкерк, Слайс и Диксмюнде, хотя последнее – на уровне слухов, никаих документальных доказательств этому нет. Ничего не было решено, но король счел необходимым послать войска ходя бы в Кале, вокруг которого уж гарцевали всадники Арманьяка. Но – снова короля подвело здоровье, и в сентябре он поход отменил. Совет, тем не менее, послал во Францию 800 копейщиков и 2000 лучников во главе с графом Арунделом. Англичане прибыли во Францию, но бургундцы уже успели отвоевать свои территории, и герцог Джон отправился маршем прямо на Париж, куда и вступил с триумфом 22 октября. А вместе с ним в Париж вступил и граф Арундел с армией вооруженных англичан – впервые за 26 лет.

А в Лондоне разразился кризис. У больного короля потребовали отказаться от короны в пользу наследного принца. Не совсем ясно, кто потребовал, и что король в действительности ответил. Автор Giles’s Chronicle утверждает, что этого потребовал сам принц, и король резко отверг предложение со словами, что корона останется на его голове до последнего вздоха. Другие источники назвают медиатором епископа Бьюфорта, который впоследствии этого и не отрицал. Но, скорее всего, будущий кардинал привирал. Учитывая, что Генрих вовсе не отказался от короны в ноябре, а отправил в Тауэр шестерых рыцарей, а сам подписал (и заставил подписать сыновей) договор с Арманьяком, ссора произошла именно так, как описывается в Хрониках.

Разумеется, принц почувствовал себя довольно глупо, и отправил письмо с оправданиями герцогу Бургундии. В тот же день герцогу отправил письмо и Арундел. Было ясно, что группировка принца с решением короля не согласна. С другой стороны, ссориться с королем им тоже не хотелось, и в июне 1412 года принц написал открытое письмо, в котором клялся в любви к папеньке, отрицал слухи о желании отнять у отца корону, и подчеркивал свою лояльность королю. Король, тем не менее, вовсе не торопился встретиться с наследником короны, известив того, что все формальности должны быть соблюдены, и что принц должен будет ответить за свою самодеятельность перед советом пэров, который уж сам будет решать, как наказать принца. Король ведь прекрасно понимал, что принц действовал не один, и что среди пэров будут сидеть его сторонники, которым придется подумать о своем дальнейшем поведении.

В поход во Францию принца не взяли. Вместо него с королем отправился другой его сын, Томас, герцог Кларенс. Всего во Франции высадились восемь баронов, 28 рыцарей и армия величиной в 6500 человек. Они должны были соединиться с силами Арманьяка на Луаре. Но вторжение английской армии вызвало при французском дворе такой ужас, что Арманьяк и герцог Бургундский срочно примирились, подтвердив английские права на существующем уровне. А в это время герцог Кларенс уже продвинулся довольно далеко на юг, не подозревая о том, что в Пуатье он найдет герцога Бургундского, не Арманьяка. Воевать не стали, подписали мир, Treaty of Auxerre, после чего англичане отбыли обратно, основательно разграбив на прощанье Пуатье – просто чтобы получить хоть какую-то компенсацию, очевидно.

А 20 марта 1413 года король Генрих IV Болингброк умер во время богослужения в Вестминстерском Аббатстве. Абсолютно все интернетовские ресурсы повторяют одну и ту же байку: ему было предсказано, что он умрет в Иерусалиме. Он и умер в Иерасулимской палате Вестминстерского Аббатства. Он был гораздо лучшим и более успешным королем, чем о нем принято думать, и он оставил своему сыну королевство в гораздо лучшем состоянии, чем сам принял его за 14 лет до своей смерти.