SHERWOOD-Таверна

SHERWOOD-таверна. Литературно-исторический форум

Объявление

Форум Шервуд-таверна приветствует вас!


Здесь собрались люди, которые выросли на сериале "Робин из Шервуда",
которые интересуются историей средневековья, литературой и искусством,
которые не боятся задавать неожиданные вопросы и искать ответы.


Здесь вы найдете сложившееся сообщество с многолетними традициями, массу информации по сериалу "Робин из Шервуда", а также по другим фильмам робингудовской и исторической тематики, статьи и дискуссии по истории и искусству, ну и просто хорошую компанию.


Робин из Шервуда: Информация о сериале


Робин Гуд 2006


История Средних веков


Страноведение


Музыка и кино


Литература

Джордж Мартин, "Песнь Льда и Огня"


А ещё?

Остальные плюшки — после регистрации!

 

При копировании и цитировании материалов форума ссылка на источник обязательна.

Информация о пользователе

Привет, Гость! Войдите или зарегистрируйтесь.



Кельтские мифы, легенды и предания>>

Сообщений 1 страница 8 из 8

1

Искала соответствующую тему, но не нашла. Если плохо искала, пусть тогда уважаемые модераторы переместят мое сообщение :)

Недавно прочитала несколько книг, посвященных мифам и преданиям кельтов, и буквально «заболела» ирландскими сагами. Люблю сказки :). Из наиболее понравившихся, например, сага из так называемого «уладского цикла» - «Изгнание сыновей Уснеха». О любви (правда, с печальным концом).

Привожу ее здесь по двум «источникам» (просто в них разные интересные «подробности» :) одной и той же саги, поэтому я попыталась совместить их воедино).
Т.Роллестон «Мифы, легенды и предания кельтов».
Н.Широкова «Мифы кельтских народов».

Среди знатных мужей Ульстера был некто по имени Федельмид, сын Далла, и однажды он устроил для Конхобара (короля Улада) большой пир. Вместе с Конхобаром были там и друид Катбад, и Фергус Мак Ройх, и многие воины Красной Ветви, и, когда они веселились над жарким, и хлебом, и вином, из женского покоя принесли весть Федельмиду, что его жена только что родила ему дочь. Тогда все знатные мужи и воины выпили за здоровье новорожденной, и король попросил Катбада предсказать будущее ребенка. Катбад посмотрел на звезды и сильно опечалился; наконец он сказал: «Она станет прекраснейшей среди женщин Эрин и выйдет за короля, но из-за нее смерть и разрушение постигнут Улад». Тогда воины пожелали тут же убить девочку, но Конхобар остановил их. «Я отвращу судьбу, - сказал он, - ибо она станет не женой чужого короля, но моей возлюбленной, когда войдет в возраст». Он забрал дитя и передал его своей кормилице Леборхам, и нарекли девочку Дейрдре. Леборхам наказано было воспитывать дитя в крепости посреди большого леса и помнить, что ни один юноша не должен увидеть ее и она не должна увидеть ни одного мужчины до тех пор, пока не повзрослеет настолько, чтобы разделить ложе короля.

Однажды, когда уже подходил срок свадьбы Дейрдре и Конхобара, девушка и няня смотрели вдаль с крепостного вала. Была зима, ночью выпал снег; деревья в тихом, морозном воздухе казались сделанными из серебра, и лужайка перед домом была первозданно белой; разве что там, где повар заколол теленка на обед, на снегу алела кровь. И пока Дейрдре глядела на эту картину, с дерева слетел ворон и начал пить кровь. «О, няня, - вскричала вдруг Дейдре, - таков, а не как Конхобар, будет человек, которого я полюблю, - волосы его как вороново крыло, щеки его – цвета крови, кожа – бела как снег!» - «Ты описала одного из воинов Конхобара», - сказала няня. «Кто же это?» - спросила Дейрдре. «Это Найси, сын Уснеха, герой Красной Ветви» - был ответ. С тех пор Дейрдре стала искать встречи с ним.

Сыновья Уснеха, Найси и два его брата, были славными воинами, равными доблестью всем уладским воинам, вместе взятым, к тому же они бегали так быстро, что поражали зверя на бегу. Однажды Найси гулял по крепостному валу вокруг Эмайн и пел. Дейрдре выскользнула из своего дома и побежала за ним. «Красива, - сказал он, - телочка, что прохаживается возле нас». – «Телочки остаются телочками, если нет рядом с ними быков», - сказала Дейрдре. «Рядом с тобой есть могучий бык, - сказал он, - король уладов». Она же ответила ему, что предпочитает молодого бычка вроде него, и потребовала, чтобы он увел ее с собой. Услышав отказ, Дейрдре бросилась к нему, схватила его за уши и крикнула: «Да будут на них насмешка и стыд, коли не уведешь меня с собой».

В конце концов, Найси не смог устоять перед ее красотой. И вот однажды ночью он явился вместе с двумя братьями, Андле и Арданом, за Дейрдре и Леборхам; они избежали погони и отплыли в Шотландию, где Найси поступил на службу к королю пиктов. Но и здесь они не обрели покоя, ибо этот король положил глаз на Дейрдре и пожелал отнять ее у Найси; однако братья спаслись от него и поселились в глуши у озера и с тех пор жили среди лесов, охотясь и ловя рыбу, не видя никого, кроме собственных слуг.

Годы шли, и, хотя Конхобар ничем не напоминал о себе, он не забыл Найси и Дейрдре, и соглядатаи сообщали ему обо всем, что с ними происходило. Наконец, рассудив, что братья уже устали от одиночества, он послал лучшего друга Найси, Фергуса Мак Ройха, чтобы тот уговорил их вернуться и заверил их, что все прощено. Фергус с радостью отправился в путь, и с радостью братья выслушали весть, хотя Дейрдре предвидела недоброе. Но Найси пристыдил ее за подозрительность, напомнил ей, что они находятся под защитой Фергуса, против которого не пойдет ни один король Ирландии; и они собрались в путь.

В Ирландии их встретил Барух, воин Красной Ветви, крепость которого располагалась неподалеку, и пригласил Фергуса на пир (по наущенью Конхобара). «Я не могу, - отвечал Фергус, - ибо должен сперва сопроводить Дейрдре и сыновей Уснеха в Эмайн-Маху». – «И тем не менее, - сказал Барух, - ты будешь у меня сегодня, ибо на тебе лежит гейс не отказываться от приглашения на пир». Дейрдре умоляла Фергуса не бросать их, но того соблазняла перспектива пиршества, а вдобавок он боялся нарушить гейс и потому попросил двух своих сыновей, Иллана Прекрасного и Буино Красного, позаботиться о его подопечных.

Так путники добрались до Эмайн-Махи; их поселили в доме Красной Ветви, но Конхобар не принял их. После ужина он сидел и пил, мрачно и молча, и наконец призвал к себе Леборхам. «Что с сыновьями Уснеха?» - спросил он. «Все хорошо, - сказала она. – Ты заполучил ко двору трех самых доблестных героев Ульстера. Поистине, король, за которого сражаются эти трое, может не бояться врагов». – «Что с Дейрдре?» - спросил Конхобар. «Все хорошо, - отвечала няня, - но она много лет прожила в чаще, и труд и заботы изменили ее – немного осталось от ее прежней красоты, о король». Тогда Конхобар отпустил ее и продолжил пить. Через некоторое время он вызвал слугу по имени Трендорн и велел ему пойти к Дому Красной Ветви и посмотреть, кто там и что там происходит. Но когда Трендорн пришел, выяснилось, что покои заперты на ночь; он не смог найти входа и наконец взобрался на лестницу и заглянул в высокое окно. Он увидел внутри братьев Найси и сыновей Фергуса: они разговаривали, чистили оружие и готовились ко сну; и Найси сидел там и играл в шахматы с прекраснейшей из женщин. Но пока Трендорн глядел на благородную пару, один из воинов заметил его и испуганно вскричал, показывая на лицо в окне. Найси поднял глаза, схватил фигуру с доски, швырнул ее в подглядывающего и вышиб ему глаз. Трендорн спустился и с залитым кровью лицом пришел к королю. «Я видел их! – вскричал он. – Я видел прекраснейшую женщину на свете, и, если бы Найси не вышиб мне глаз, я еще продолжал бы глядеть на нее».

Тогда Конхобар встал и приказал привести к нему сыновей Уснеха, чтобы они ответили за увечье слуги. Стражи отправились исполнять поручение, но их встретил Буино, сын Фергуса, со своими товарищами, и обратил против них острия мечей; Найси же и Дейрдре продолжали в то время спокойно играть в шахматы. «Ибо совершенно незачем нам пытаться оборонять себя, когда мы под защитой сынов Фергуса», как сказал Найси. Однако Конхобар пришел к Буино и уговорил его отказаться от своей роли, пообещав ему в дар обширные земли. Тогда Иллан принялся защищать Дом Красной Ветви, но два сына Конхобара убили его. После этого наконец Найси и его братья взялись за оружие, и многие их враги пали до рассвета. Тут Конхобар уговорил друида Катбада наложить на братьев заклятие, чтобы они не убежали и не стали врагами Ульстера, и обещал не причинять им вреда, если получит их живыми. И Катбад сделал так, что вокруг ног братьев образовалось илистое озерцо, в котором они увязли, а Найси поднял Дейрдре на плечо, ибо им казалось, что они тонут в иле. Тогда стражи и слуги Конхобара схватили их, связали и привели к королю. И король вызывал по очереди своих воинов и приказывал им убить сыновей Уснеха, но никто не подчинялся ему, пока наконец не вышел Эоган, сын Дуртахта, правитель Фернмага; он взял меч Найси и одним ударом срубил головы всем троим.

Тогда Конхобар взял Дейрдре силой, и она прожила с ним год во дворце в Эмайн-Махе, но за это время ни разу не улыбнулась. Она мало ела и пила и никогда не поднимала головы. Когда к ней присылали певцов и музыкантов, она вспоминала о своей жизни в лесу:

Сладким кажется вам вкус меда
В доме Конхобара, сына Несс,
Мне же в то далекое время
Слаще казалась моя еда.
На той поляне светилось пламя
Костра, который разжигал Найси,
И казалась мне слаще меда
Добыча охоты сына Уснеха.
Нежным Конхобару кажется пение
Всех этих труб и свирелей,
Мне же знакома нежнее музыка:
Пение трех сыновей Уснеха.

Конхобар спросил Дейрдре, «Кого ты ненавидишь больше всего на свете, Дейрдре?» И она отвечала: «Тебя и Эогана, сына Дуртахта», а тот стоял рядом. «Тогда ты проживешь год с Эоганом», - сказал Конхобар. На следующий день, когда Эоган вез ее на колеснице в свой дом, Дейрдре бросилась на скалу, мимо которой они проезжали, и погибла.
Король Конхобар приказал похоронить влюбленных на противоположных берегах озера, чтобы не могли они соединиться после смерти. Тогда на каждой могиле выросло по сосне, и ветви их протянулись через озеро навстречу друг другу. Конхобар велел срубить сосны, но улады не подчинились ему и оберегали эти деревья до самой смерти короля.

И еще небольшое дополнение к этой саге:
Когда Фергус Мак Ройх вернулся домой в Эмайн-Маху с пира у Баруха и обнаружил, что сыновья Уснеха убиты и один из его сыновей мертв, а другой стал предателем, его охватила ярость и гнев на Конхобара, он проклял короля и поклялся отомстить ему огнем и мечом. Но об этом уже другая сага :)

+8

2

И немного «общих» сведений об ирландском эпосе, «для справки», если кто заинтересовался :)

Из книги Н.Широковой «Мифы кельтских народов»:

Самым большим культурным достижением средневековой Ирландии была запись кельтской литературной традиции, которая представлена древними сагами, складывающимися в эпос. Ученые нового времени делят ирландский эпос на четыре цикла: мифологический цикл, повествующий о сменявших друг друга древнейших обитателях острова, уладский цикл (названный так потому, что основную роль в нем играли жители северного ирландского королевства Улада), исторический (королевский) цикл и цикл Финна. Сначала ирландский эпос существовал в устной традиции в виде так называемых прото- или правариантов саг, и уже в устной передаче он прошел длительный путь развития.

Утвердившись в V в. в Ирландии христианство принесло с собой письменность. Саги начали записывать в скрипториях монастырей (с VI по X в. в Ирландии работало не менее ста скрипториев). Первая редакция саг относится к VII-VIII вв. Наиболее древние из сохранившихся рукописей датируются XI-XII вв.: это – Книга бурой коровы (получившая название по происхождению пергамента, на котором она написана), созданная около 1100 г., и Лейнстерская книга, относящаяся к середине XII в.

В средневековой Ирландии эпос составлял фундаментальную часть аристократической культуры. Саги сочиняли и декламировали филиды – поэты высокого ранга. Долгими зимними вечерами в больших залах замков, возле горящего очага, филиды читали наизусть отрывки из эпических поэм или целые поэмы королям и их вассалам.
В средневековой Ирландии поэты были членами привилегированного сословия, входившего в состав класса образованных людей. Их ученичество было долгим и трудным; приходилось заучивать наизусть сотни стихов. Поэты-филиды занимали место ученых и историков при королевских дворах и были составителями королевских генеалогий. Похвалы поэта утверждали и поддерживали власть короля, а его сатира могла повредить правителю и стране. Филиды были знатоками прав и обязанностей короля, а главный поэт-оллам перед законом был равен королю. Филиды исполняли такие жреческие функции, как прорицание и пророчество.

Саги играли важную религиозно-магическую роль. Их исполняли в определенные моменты жизни человека или общины. Тексты саг указывают на то, что их исполнение при обстоятельствах, сходных с сюжетом, может даровать удачу. Поэтому «плавания» декламировали перед морским путешествием, «сватовства» - на свадьбах, «битвы» - перед началом войны и т.д. Вообще существовало поверье, что слушание саг приносит счастье, процветание.

Исследователей, желающих познакомиться с кельтскими мифами по ирландским сагам, обычно волнуют два вопроса: насколько христианские переписчики изменили содержание кельтских мифов под влиянием своей веры и каково в сагах соотношение мифологического и исторического элемента.

Конечно, имела место некоторая христианизация саг. Она проявлялась в стремлении христианских переписчиков согласовать кельтскую мифологическую традицию с библейской историей, в затушевывании некоторых черт языческих верований. Иногда в сагах встречаются христианские стихотворные вставки, никак не сочетающиеся с общим содержанием. Изредка в саге даже приписывали новую развязку, в которой действующими лицами становились святые, монахи, аббаты, епископы.

Однако случаев коренной переработки целых саг не наблюдается. Ирландское духовенство отличалось удивительной терпимостью. Его отношение к сагам хорошо иллюстрирует древняя легенда о встрече святого Патрика со свирепым воином Кайльте, соратником Финна, дожившим до прихода в Ирландию провозвестника новой эры. Заслушавшись рассказов Кайльте о его кровавых подвигах, Патрик внезапно спохватился, что предается грешному удовольствию; но его тотчас же успокоил раздавшийся с неба голос ангела: «Не смущайся, Патрик, в этом нет греха; напротив, все, что ты слышал, ты должен с точностью записать для потомства».

Вообще христианство в Ирландии сыграло положительную роль в сохранении памятников ирландской литературной традиции. Ирландские монастыри, где переписывались саги, быстро стали центрами образования и культуры. В то же время рядом с ними продолжали существовать школы филидов, сохранявшие полную независимость. Филиды проникали даже в монастыри и читали мифологические повести монахам, которые записывали услышанное. Старое ирландское язычество проявляется во всех сагах без исключения. Даже жития святых кишат языческими чудесами. Святые там соперничают в магии с кельтскими жрецами. «Новая вера, - писал Ж.Вандри, - долгое время оставалась пропитанной мифологией». Так кельтская традиция выжила в условиях христианизированной Ирландии.

Вопрос же о соотношении мифологического и исторического моментов в ирландском эпосе имеет чрезвычайно давнюю традиции и связан с гораздо более широким и общим вопросом об истолковании мифов. В XIX в. ученые толковали ирландские саги, иногда высказывая прямо противоположные точки зрения. Некоторые считали главных действующих лиц уладского цикла – королеву Медб, короля Айлиля, героя Кухулина – историческими персонажами; даже в рассказах о фантастических переселенцах в Ирландию они видели отзвуки реальных вторжений на остров новых народов, происходивших в доримский период кельтской истории. Противоположная точка зрения состояла в том, что все персонажи ирландских саг считались воплощениями тех или иных природных явлений.

Современная наука далека от этих крайностей. Теперь ни у кого не вызывает сомнений, что первый цикл ирландского эпоса, повествующий о чудесных переселенцах в Ирландию, целиком принадлежит мифологической традиции (недаром он называется мифологическим циклом) и описывает мифическую предысторию острова. Полнее всего она изложена в рукописи XII в. «Книга Захватов Ирландии». Конец «Книги Захватов» как бы перетекал в историю: там был помещен рассказ о потомках легендарного Миля, предках современных ирландцев, положивших начало многочисленным династиям королей Ирландии. К «Книге Захватов» примыкают так называемые «Списки королей», где наряду с мифическими правителями упоминаются и исторические фигуры.

Далее следует уладский героический цикл, время действия которого сами ирландцы традиционно относили к рубежу нашей эры. Он располагается между двух эпох: мифологической и следующей, исторической. Из всей ирландской традиции уладский цикл более всего напоминает героический эпос, который обычно соотносят с определенным историческим периодом в жизни того или другого народа (как, например, греческий эпос – с гомеровским периодом греческой истории). Археологические материалы подтверждают реальность того мира, о котором повествуют саги уладского цикла. Они показали, что на рубеже новой эры в Ирландии действительно существовала Эмайн Маха, резиденция короля Конхобара в Уладе, а также резиденция верховного правителя Ирландии Тара и многие другие поселения. В сагах уладского цикла нашли отражение многочисленные реалии. Это относится к деталям одежды, оружию, устройству колесниц, способам ведения боя. Саги уладского цикла действительно описывают тот отрезок истории, куда помещает их традиция.

Однако, как заметил один современный отечественный исследователь: «Мир саг и сами саги – далеко не одно и то же». Если римляне исторически переосмысливали свою мифологию, то кельты, наоборот, мифологически переосмысливали свою историю. Поэтому не стоит искать прямых исторических аналогий и параллелей с персонажами и событиями, изображенными в сагах уладского цикла. К тому же ко времени формирования цикла (а первая редакция саг была осуществлена в VII-VIII вв.) Уладское королевство давно уже перестало существовать, его прошлое превратилось в своего рода героический идеал, который легко было мифологизировать.

Кельтская мифологическая традиция прослеживается также в валлийском (уэльском) эпосе, крупнейшим памятником которого является «Мабиногион», сравнимый в некоторых отношениях с ирландским мифологическим циклом. Первоначальный смысл названия «Мабиногион» не установлен. Под этим названием объединены 11 сказаний, 7 из которых сложены в XI – XIII вв. и основаны на более древней устной традиции. «Мабиногион» состоит из четырех сказаний, или «ветвей», рисующих историю четырех легендарных уэльских родов. К кельтской традиции восходят также поэмы и истории артуровского цикла, знакомого нам по «романам Круглого стола» Робера де Борона и Кретьена де Труа (XII в.).

Отредактировано Lampa (30-08-2008 14:43:07)

+8

3

Еще несколько интересных, на мой взгляд, «преданий» из того же «уладского» цикла… :) (по книге: Т. Роллестон «Мифы, легенды и предания кельтов»).
«Изгнание сыновей Уснеха» предваряет сагу «Похищение быка из Куальнге», где рассказывается об исполнении предсказания Катбада, сделанного при рождении Дейрдре, и о том, как Фергус Мак Ройх отомстил Конхобару за предательство и убийство сыновей Уснеха.

Фергус отправился в Коннахт, чтобы предложить свою службу Айлилю и Медб, королю и королеве этой области.
Хотя королем был Айлиль, настоящей правительницей была Медб; она устраивала все, как хотела, и выбирала себе каких хотела мужей, и прогоняла их, как только они ей надоедали; ибо она была сильна и жестока, как богиня войны, и не знала иного закона, кроме собственной воли. Рассказывают, что она была высока ростом, с длинным бледным лицом, и густые ее волосы имели цвет спелой пшеницы. Когда Фергус пришел в ее дворец в Рат-Круахан, что в графстве Роскоммон, она подарила ему свою любовь, как многим до него, и вместе они решили напасть на Ульстер и разорить его.

Поводом к войне послужил бык.

У Медб был чудесный красный бык с белой головой и рогами по имени Финдбеннах, но однажды, когда они с Айлилем стали подсчитывать и сравнивать свои владения, король стал насмехаться над ней, потому что Финдбеннах не захотел принадлежать женщине и прибился к стадам Айлиля. Раздосадованная Медб призвала своего управителя Мак Рота и спросила, есть ли где-нибудь в Эрин бык, который сравнится с Финдбеннахом. «Поистине, есть – отвечал управитель, - ибо Бурый из Куальнге, что принадлежит Дайре, сыну Фиахна, сильнейший из животных Ирландии». И с тех пор Медб стало казаться, что все ее стада и табуны ничего не стоят, если нет у нее Бурого из Куальнге. Однако Дайре жил в Ульстере, и улады знали, каким сокровищем они владеют, и Медб понимала, что без боя они не отдадут быка. И вот вместе с Айлилем и Фергусом они сговорились устроить набег на Ульстер, добыть Бурого и так начать войну с уладами; ибо Фергус жаждал отмщения, Медб – битвы, славы и быка, а Айлиль хотел порадовать Медб.

Медб отправила во все части королевства гонцов созывать войска для похищения.
И вот на зов явились все могучие воины Коннахта – прежде всего семь Мане, сыновья Айлиля и Медб, каждый со своей дружиной; а также Кет и Анлуан, сыновья Маги, с тремястами вооруженными людьми; и золотоволосый Фер Диад с отрядом Фир Болг, неистовых великанов, находивших веселье в битвах и эле. Пришли также и союзники Медб – воины из Лейнстера, которые настолько превосходили воинским искусством всех остальных, что их разделили и распределили среди армии Коннахта, чтобы они не создали никакого беспокойства; и Кормак, сын Конхобара, вместе с Фергусом Мак Ройхом и другими ульстерскими изгнанниками, которые взбунтовались против Конхобара, предавшего сыновей Уснеха.

Но прежде чем выступить, Медб отослала в Ульстер соглядатаев, чтобы те сообщили ей, что там творится. Разведчики поведали королеве удивительную и весьма приятную новость: провинцию охватил недуг уладов. Король Конхобар в корчах лежит в Эмайн-Махе, его сын Кускрайд – в своей крепости на острове, Эоган, правитель Фернмага, беспомощен как дитя; могучий Кельтхайр, сын Утехайра, и даже Конал Кернах лежат, стеная и корчась, на ложах, и ни одна рука в Уладе не может поднять копье.

Что это за «недуг уладов» - об этом рассказывает следующее предание.

Проклятие Махи
Предание рассказывает, что однажды богатый ульстерский крестьянин Крунху, сын Агномана, живший в уединенном месте среди холмов, обнаружил у себя в доме незнакомую молодую женщину, прекрасную обликом и одеждами. Крунху был вдовец, его жена умерла, успев родить ему четырех сыновей. Странная незнакомка без лишних слов принялась выполнять всю работу по дому, приготовила ужин, подоила корову и вообще взяла на себя все обязанности хозяйки дома. Ночью она легла рядом с Крунху и с тех пор жила с ним как его жена; и они горячо любили друг друга. Имя ее было Маха.
Однажды Крунху решил отправиться на большой праздник Ульстера, где устраивались пир и скачки и вообще разнообразные увеселения. Маха просила мужа не ходить туда, но он упорствовал. Тогда она сказала: «Тогда не говори обо мне на празднике, ибо я останусь с тобой до тех пор, пока обо мне не заговорят».
Крунху пообещал выполнить это условие и отправился на праздник. Там две королевские лошади брали приз за призом на скачках, и люди говорили: «Нет никого в Ирландии быстрее, чем эта пара королевских коней».
Тогда Крунху, забыв о своем обещании, сказал: «Моя жена может бежать быстрее, чем они».
«Схватите этого человека, - заявил рассерженный король, - и держите его, пока не приведут его жену».
За Махой послали гонцов, и ее привели на праздник; а она носила ребенка. Король велел ей приготовиться к состязанию. «Уже близок мой час», - стала она упрашивать короля. «Тогда изрубите ее мужа в куски», - велел он своим воинам. Маха обернулась к тем, кто стоял рядом. «Помогите мне, - вскричала она, - во имя матерей, которые произвели вас на свет! Дайте мне короткую отсрочку, пока я не разрешусь от бремени». Но король и толпа не хотели и слышать об отсрочке. «Тогда приведите коней, - сказала Маха, - и за вашу безжалостность тяжелейшее бесчестье падет на вас». И она пустилась бежать вместе с лошадьми, и обогнала их, но домчавшись до цели, она испустила крик, и, охваченная родовыми муками, произвела на свет мальчика и девочку. Когда она закричала, все зрители упали на землю, терзаемые точно такими же схватками, и силы у них было не больше, чем у рожающей женщины. Умирая, Маха предрекла: «С этих пор позор, который вы навлекли на меня, постигнет каждого мужчину в Ульстере. В часы величайшей нужды вы будете слабы и беспомощны, как женщина при родах, и муки будут длиться пять дней и четыре ночи, и до девятого поколения проклятие это не оставит вас». Так и случилось; здесь кроется причина Недуга уладов.

Когда Медб напала на Ульстер,  защищать его было практически некому. Только  Кухулин (главный герой «уладского» цикла), будучи сыном бога Луга, не страдал от проклятия Махи. Он один встал на защиту Улада. Но о Кухулине в следующий раз :).

+3

4

Полазила по инету и НАШЛА (!) там эти самые книги, которые тут "рекламирую" :)
Если кому интересно, то вот ссылки, скачивайте, читайте и... наслаждайтесь! :)))

Н.С.Широкова "Мифы кельтских народов"
http://www.koob.ru/shirokova_n_s/mifi_keltskih_narodov

Т.Роллестон "Мифы, легенды и предания кельтов"
http://lib.aldebaran.ru/author/rollesto … ya_keltov/

И еще нашла несколько интересных книг "по теме", которые сама еще не читала...

Ирландские саги:
"Битва при Маг Туиред"
http://lib.aldebaran.ru/author/irlandsk … ag_tuired/

"Сватовство к Этайн"
http://lib.aldebaran.ru/author/irlandsk … _k_yetain/

"Кельтская мифология. Энциклопедия"
http://lib.aldebaran.ru/author/sbornik_ … ifologiya/
А об этой книге, кстати, какие-то разноречивые отзывы (и хвалят, и ругают)... Сама не читала, надо будет ознакомиться :)

Отредактировано Lampa (02-09-2008 19:23:29)

+7

5

Еще одна ссылочка :)
"Похищение быка из Куальнге" (Т.А.Михайлова, С.В.Шкунаев)
http://fflmsu.by.ru/history.htm

В этой же книге есть и "Изгнание сыновей Уснеха", и "Проклятие Махи" и другие саги, причем здесь полные тексты этих саг, а не просто их пересказ (в отличие от книг Роллестона и Широковой).

Ох, не могу удержаться, чтобы не привести оттуда некоторые "выдержки" :) Например, из саги "Сватовство к Эмер" про Кухулина:

Поистине не было среди воинов никого быстрее и искуснее Кухулина. Превыше всех прочих любили его женщины Улада за ловкость в игpax, отвагу в прыжках, ясность ума, сладость речей, прелесть лица и ласковость взора. Семь зрачков было в глазах юноши — три в одном и четыре в другом, по семи пальцев на каждой ноге, да по семи на каждой руке. Многим был славен Кухулин. Славился он мудростью, доколе не овладевал им боевой пыл, славился боевыми приемами, умением игры в буанбах и фидхелл, даром счета, пророчества и проницательности. Лишь три недостатка было у Кухулина — его молодость, неслыханная гордость своей храбростью, да то, что был он не в меру прекрасен и статен.
Задумались тогда улады, как быть им с Кухулином, ибо уж слишком любили его их жены и дочери, а юноша в то время еще не выбрал себе жену. Решили они, что надо найти девушку, к которой посватался бы Кухулин, ибо думали улады, что, имея добрую и заботливую жену, не станет он соблазнять их дочерей и женщин. И еще страшились они, как бы не нашел Кухулин смерть в юности, и оттого хотели найти ту, что принесла бы ему наследника. Ибо знали они, что лишь через себя самого возродится Кухулин.
Тогда отправил Конхобар девять мужей в каждое королевство Ирландии, дабы нашли они супругу Кухулину в первейших крепостях в селениях среди дочерей королевских или иных знатных мужей и хозяев. Вернулись помадные через год в тот же самый день, так и не отыскав девушки, которую выбрал бы для сватовства Кухулин.
И решил тут сам Кухулин отправиться посвататься к девушке, что, как он знал, жила в Садах Луга — к Эмер, дочери Форгала Манаха. Вместе со своим возничим, Лаэгом, сыном Риангабара, взошел Кухулин на колесницу. И была это та самая колесница, за которой всем множеством не могли угнаться кони других колесниц Улада, ибо воистину неудержимы и стремительны были сама колесница и сидящий в ней воин.
Увидел Кухулин девушку на лужайке для игр, окруженную своими молочными сестрами. И были это дочери владельцев земель, что лежали у крепости Форгала. Все они учились у Эмер шитью и иной искусной работе. Воистину была она лучшей из девушек Ирландии, с кем мог бы Кухулин вести разговор и посвататься. Шесть даров было у нее: дар красоты, дар пения, дар сладкой речи, дар шитья, дар мудрости и дар чистоты. Говорил Кухулин, что возьмет себе в жены лишь девушку, что окажется равной ему по возрасту, красоте, знатности, уму и ловкости, да впридачу будет шить лучше всех в Ирландии, ибо никакая другая ему не годится, а только такая. Потому и отправился он посвататься к Эмер, что только она одна отвечала его желанию.
В праздничном платье поехал Кухулин поговорить с ней, ибо желал он показаться Эмер во всей своей красоте. И заслышали девушки, что стояли на возвышении перед крепостью Форгала, топот коней, гром колесницы, скрип ремней, треск колес, победный клич героя, и звон его оружия.
Пусть пойдет одна из вас поглядеть, кто приближается к нам,— сказала Эмер.
Воистину, вижу я двух копей,— сказала Фиал, дочь Форгала,— что яростью, ростом, порывом сравнятся друг с другом, широколобых, невиданно сильных, скачущих бок о бок, длинногривых и длиннохвостых. С одной стороны серый конь, широкобедрый, стремительный, сильный, легкий, неукротимый, могучий, с львиною гривой, мрачный, громоподобный, шумный, с вьющейся гривой, высокоголовый и широкогрудый. Словно объятые пламенем, летят комья земли из-под четырех его тяжких копыт. Несется за ним стая стремительных птиц. Правит свой бег по дороге тот конь. Каждый прыжок его вровень с полетом дыхания. Из взнузданной пасти несутся вспышки алого пламени.
Другой конь — черный, как смоль, стремительный, дивно сложенный, тонконогий, быстрый, широкоспинный, огромный, летящий вперед, неистовый, с мощным прыжком и могучим ударом копыт, с львиною, вьющейся гривой, длиннохвостый, несущийся обок с другим и неудержимый. Без устали мчится он по траве, скачет по твердому полю, и ничем не сдержать его бега.
Вижу я прекрасную колесницу с колесами из светлой бронзы. Белы ее оглобли из белого серебра, что крепятся кольцами из белой бронзы. Высоки борта колесницы, крепка ее дуга, закрученная, прочная.
На колеснице вижу я юношу, темного, покрытого кровью, прекраснее которого не сыскать во всей Ирландии. На нем чудесная, дивно сработанная алая рубаха с пятью складками. Золотая пряжка на белой его груди у ворота — с полной силой бьется о пряжку грудь. На нем светлый плащ с накидкой, изукрашенный сверкающей золотой нитью. Семь красных драконовых камней в глубине его глаз. Две щеки его, голубые, алые, как кровь, мечут огненные искры и языки пламени. Луч любви светится в его взоре. Кажется мне, что жемчужный поток во рту его. Черна, как уголь, каждая из его бровей. На боку воина меч с золотой рукоятью. Голубо-красное копье с маленькими копьями прикреплено к алым оглоблям, что держат коричневый остов колесницы. На плечах воина алый щит с серебряной кромкой, украшенный золотыми ликами диких зверей. Прыжок лосося проделывает он и иные приемы — таков едущий в колеснице.
Перед ним вижу я возничего, стройного, с веснушками на лице. Голова его вся в волнистых, ярко-золотых и алых волосах, что сдерживает бронзовая сетка, не дающая им падать на лицо. Золотые бляхи с обеих сторон в волосах юноши. На плечах его плащ с разрезами, а в руках жезл из красного золота, которым он правит конями.

А вот как Кухулин, собственно, "сватается" к Эмер:

- Какова ж твоя сила? — спрашивала девушка.
- Не трудно ответить,— сказал ей Кухулин,— когда я слабее всего, то сражусь с двадцатью, тридцать сдержу я лишь третью всей силы. Сорок врагов встречу я в одиночку. Сотня мужей не страшна, коль стоишь под моею защитой. В смятении и ужасе от меня покидают враги брод схваток и поле сражений. Отряды я воинства в страхе бегут, лишь завидев мой облик.
Вот славное дело для мальчика! — сказала девушка,— но все же не достиг ты силы повелителя колесницы.
- Воистину, о девушка,— сказал Кухулин,— хорошо воспитал меня мой господин Конхибар. Не как скупец, грабящий свое потомство, не между печью и квашней, между стеной и очагом, не у кладовой воспитал меня он. Среди воинов и колесничных бойцов, среди друидов, кравчих и музы кантов, филидов и мудрецов, знатных людей и владельцев земель Улада вырос я, так что стал сведущ в их мудрости и искусстве.
Кто ж обучил тебя всему тому, чем ты похваляешься? — спросила Эмер.
- Не трудно ответить,— сказал ей Кухулин,— прекрасноречивый Сенха воспитал меня так, что сделался я сильным и осторожным, проворным и ловким. Я разумен в речах, я ничего не забываю. Мудростью не уступлю я мудрецам моего народа. Я направляю речи и наставляю в суждениях всех уладов, ибо укрепился мой ум, благодаря обучению Сенхи. Взял меня к себе Блаи, владелец земель, ибо близко был его народ, дабы получил я причитающееся мне. Я призываю людей королевства Конхобара к их королю. Целую неделю говорю я с ними, и каждому воздаю по его искусству и богатству. Я решаю дела чести, и определяю выкуп.
Фергус воспитал меня так, что своею геройскою силой сильнейших могу сокрушить я. Горд я силой своей и доблестью, и могу охранять рубежи своего края от чужеземцев. Всех, кто слаб, я опора, сокрушитель всех сильных. По справедливости воздаю я обиженному, и унижаю заносчивых, ибо так воспитал меня Фергус.
У колен филида Амаргина сидел я и потому сумею прославить короля на любом празднестве да состязаться с любым в силе, храбрости, мудрости, ловкости, находчивости, могуществе и справедливости. Могу я поспорить с любым колесничным бойцом. Никому не воздаю я благодарности, кроме самого Конхобара.
Финдкоем вскормила меня, а Конал Кернах воитель возлюбленным братом моим был молочным. Катбад прекрасноликий обучал меня ради матери моей, Дехтпре, так что стал я искусен в друидическом знании и сведущ в тайной мудрости. Все улады растили меня — возницы и колесничные бойцы, короли и первейшие певцы, и стал я любимцем собраний и воинств, я равно стою за честь каждого. Воистину я свободен, и мое право на это дано мне Лугом от Зхтре Быстрой Дехтире до Сид Бруга.
— А ты, о девушка,— сказал Кухулин,— как воспитывалась в Садах Луга?
— Воспитали, меня,—ответила Эмер,—в обычаях фениев, в законном поведении, в чистоте, в королевском достоинстве и благонравии, так что славлюсь я честью и нравами среди стай коровосхожих женщин Ирландии.
— Воистину достославны эти обычаи, о девушка,— сказал Кухулин,— и раз так, то почему бы не соединиться нам? До сего дня не встречал я женщины, которой были бы но силам беседа и встреча со мной.
— Хочу спросить у тебя,— сказала Эмер,— была ли у тебя супруга?
— Воистину, нет,— ответил Кухулин.
— Не подобает мне выбирать мужа,— сказала девушка,—прежде чем не выйдет замуж моя старшая сестра, Фиал, дочь Форгала, что видишь ты подле меня. Велико ее искусство во всякой ручной работе.
— Не ее полюбил я, о девушка,— сказал Кухулин,— да и невозможно это, ибо до меня знала она уже мужчину. Слышал я, что она та самая девушка, которая была с Кайрпре Ниафером.
Так говорили они, и вдруг взглянул Кухулин на грудь девушки, что виднелась в вырезе ее рубахи. И тогда сказал он:
— Прекрасна эта равнина.
А девушка ответила Кухулину такими словами:
— Не войти на эту равнину тому, кто не поразит сто воинов у каждого брода от Ат Скене Менд на Олбине до Банкуинг Бреа Фейдельма.
— Прекрасна эта равнина, равнина вне ярмal — снова сказал Кухулин.
— Не войти на нее тому,— отвечала девушка,— кто не сумеет совершить подвига и поразить трижды девять мужей с одного удара, да так, чтобы оставить в живых по одному из каждой девятки.
— Прекрасна эта равнина, равнина вне ярма! — сказал Кухулин.
— Не войти на нее тому, кто не бьется на поединке с Бенн Суаном, сыном Роскмилка от Самайна до Имболка, от Имболка до Бельтана и от Бельтана снова до зимы.
— Как ты сказала, так и сделаю,— молвил Кухулин.

В общем, я пошла читать :)

Отредактировано Lampa (04-09-2008 08:39:01)

+3

6

Поскольку тут уже говорилось про саги "уладского" цикла, то здесь же решила разместить "иллюстрации" про главного героя этих саг - Кухулина :)

Краткие "справочные" сведения о Кухулине (http://godsbay.ru)

Кухулин ("пес Куланна"), в ирландской мифологии непобедимый воин, герой, центральный персонаж многих саг, чья вспыльчивость часто причиняла горе ему самому и окружающим. Отцом Кухулина был бог Луг, матерью была Дехтире, внучка бога любви Аонгуса. На свадебном пиру в ее кубок залетела муха, и Дехтире нечаянно проглотила ее. На девушку напал глубокий сон; ей приснился бог солнца Луг, который потребовал, чтобы она вместе с пятьюдесятью родственницами обернулась птицами и следовала за ним в потусторонний мир. Три года спустя стая птиц с ярким оперением вернулась в Эмайн Маху, столицу Ульстера. Жители принялись стрелять по ним из пращей, но не смогли попасть ни в одну. Было решено изловить птиц ночью, когда они заснут. Неожиданно вместо птиц воины обнаружили пятьдесят женщин, и среди них Дехтире, спящих в чудесной хижине. Дехтире принесла с собой дар потустороннего мира — сына по имени Сетанта. Суалтам Мак Рот, ее супруг, был так счастлив снова обрести жену, что усыновил мальчика, будущего героя Кухулина, которому отец Дехтире, друид Катбад, некогда предсказал славу великого воина. С детства Сетанта охотно учился военному искусству, но мало кто замечал, насколько парнишка силен и храбр. Опоздав на вечеринку, которую Ульстерский кузнец Куланн устроил в честь короля Конхобара Мак Несса, юный герой у самых ворот был атакован свирепым псом и смог избежать смерти, размозжив ему голову. Хозяин горевал, потеряв верного стража, и Сетанта вызвался служить вместо собаки, пока не будет найдена замена. Куланн отклонил предложение, однако с тех пор Сетанта получил новое имя — Кухулин, "пес Куланна". Несмотря на предупреждение Катбада, что тому, кто в определенный день пойдет в первый бой, суждена короткая жизнь, Кухулин вскоре поднял оружие против врагов Ульстера, полубогов Фойла, Фаннела и Туахелла, а также против их многочисленных приспешников. В этой битве Кухулин впервые вошел в свой ужасающий боевой раж. Возвращаясь в Эмайн Маху на колеснице, увешанный окровавленными головами врагов, Кухулин, все еще находясь в состоянии боевого бешенства, принялся кружить вокруг крепости и вызывать на бой всех подряд. К счастью, героя остановила королева Ульстера, Мугайн. Она отправила ему навстречу сто пятьдесят женщин, которые несли три огромные кадки с водой. Кухулин позволил им усадить себя в воду. Первая кадка просто-напросто взорвалась, во второй вода закипела, а в третьей только сильно нагрелась. Так успокаивали юного героя, впервые познавшего вкус крови. Кухулину приглянулась Эмер, дочь коварного владыки Фогалла, который посоветовал ему поучиться боевой доблести и мудрости у чудесных наставниц Скатах, Уатах и Айфе из земли теней. Скатах научила героя его знаменитому боевому прыжку но, опасаясь за жизнь Кухулина, просила его не вызывать на поединок ее сестру Айфе. Однако Кухулину хитростью удалось победить деву-воительницу и провести с ней ночь. Уходя, герой оставил Айфе кольцо. Спустя годы, когда их сын Конлайх вырос, то отправился в Ульстер померяться силой с тамошними героями. Горячий и ловкий, он легко справился с Коналлом, молочным братом Кухулина, который, не вняв совету своей жены, также принял вызов смелого юноши. Судьба, однако, распорядилась, чтобы сын пал от руки отца. Кухулин сразился с могучим юным незнакомцем. Золотое кольцо на пальце Конлайха, подаренное Кухулином его матери, слишком поздно открыло герою имя собственного сына. Кухулин обрел славу непобедимого воина, когда защищал Ульстер от королевы Медб. Лишившись поддержки богини смерти Морриган, после того как отверг ее любовь, Кухулин получил ужасную рану в живот, которую даже Луг, его отец, не мог залечить. Он умирал стоя, привязав себя к священному камню. И тотчас Морриган, богиня войны и смерти, в обличье вороны уселась на его плечо, а враги отрубили Кухулину голову и правую руку, оставив тело стервятникам. Потерю защитника оплакивал весь Ульстер.

"Кухулин в бою". Дж.Лейердекер (1922)
http://i082.radikal.ru/0811/7d/7fa4099bb53bt.jpg

Гиацинто Гаудензи "Кухулин"
http://s42.radikal.ru/i096/0811/6c/34a72de82960t.jpg

“Путь к замку Скатах”.(А. Н. Фанталов, 1999) http://fantalov.narod.ru
http://s52.radikal.ru/i135/0811/15/ee07aee53fdet.jpg

Кухулин, величайший ирландский герой, отправился в Шотландию, дабы изучить тайные боевые искусства под руководством богатырки Скатах. Дорога к ней была опасна, путь заступали разнообразные чудовища. Но герой преодолел все препятствия, с помощью своего божественного отца Луга, который даровал Кухулину магическое колесо, указывающее правильное направление

“Непобедимый Кухулин”.(А. Н. Фанталов, 1999)
http://s43.radikal.ru/i101/0811/85/ce30a5d7fef0t.jpg

Кульминацией так называемого Уладского цикла стало знаменитое “Похищение быка из Куальнге”. Кухулин, защищая родной Улад, сдерживал натиск армии четырех ирландских королевств, которые, выполняя каприз королевы Медб, стремились захватить знаменитого уладского быка. В этой борьбе против героя выступила сама Морриган, кельтская богиня войны. Она нападала на Кухулина, превращаясь в магических корову, волчицу, угря, черные вороны были ее символами. А в первый раз Морриган явилась уладскому герою, приняв обличье красной женщины, едущей на красной колеснице, в которую была запряжена красная одноногая лошадь. Однако Кухулин вышел из этой борьбы победителем.

“Чудесное плавание.”(А. Н. Фанталов, 1999)
http://s51.radikal.ru/i133/0811/7c/4f1c9d18386ct.jpg

Кухулину было суждено совершить путешествие в “иной мир” - чудесный Эмайн-Аблах (прототип Аваллона) , остров в Западном океане. Туда его пригласили две прекрасные сиды - Либан и Фанд, дабы он помог туатам в нескончаемой борьбе с фоморами. Кухулину пришлось, таким образом, (подобно греческому Гераклу) померяться силами с древними гигантами. Он, разумeeтся одержал победу, но смысл данной саги (и этой картины) в другом - в том, чтобы показать красоту ирландского мира блаженных.

Скульптура "Умирающий Кухулин" (Дублин).
http://s52.radikal.ru/i135/0811/b1/4d527c16ddf3t.jpg

И злейший враг Кухулина - королева Медб.

http://s57.radikal.ru/i156/0811/82/e5a6859809bat.jpg
Королева Медб
Дж. Лейердекер, 1916

http://s42.radikal.ru/i097/0811/3e/c0c7c3ef0893t.jpg
Колдунья Медб
Говард Дэвид Джонсон

Медб, Маеве, в ирландской мифологии королева-воительница Коннахта и колдунья. Саги повествуют о том, что ни один мужчина не имел права править Коннахтом, если он не был женат на Медб, единственной, кто мог олицетворять верховную власть в королевстве. Там же говорится, что она "никогда не была без мужчины, никогда не была ни в чьей тени".
Самым знаменитым военным походом Медб стал набег на Ульстер, в ходе которого ее воины угнали бурого быка из Куальнге и убили Ульстерского героя Кухулина. Сама королева, уже в пожилом возрасте, погибла от руки Форбаи, сына короля Ульстера Конхобара Мак Несса, во время купания. Юноша разузнал, что Медб имела привычку плавать в полуэйском пруду. Он тщательно измерил расстояние от купальни до берега, вернулся в столицу Ульстера Эмайн Маху и тренировался там в метании из пращи, пока не научился сбивать яблоко с верхушки шеста, стоящего от него на таком же расстоянии. Достигнув необходимой степени мастерства, Форбаи прокрался к пруду и камнем поразил Медб прямо в середину лба. Такова была месть Ульстера.

+3

7

Кельтская мифология, ирландские саги оказали большое влияние на творчество поэта Уильяма Йейтса.
Немного о самом Йейтсе из Википедии: http://ru.wikipedia.org/wiki/Йейтс

Уильям Батлер Йейтс (William Butler Yeats, также транслитерируется как Йитс, Йетс, Ейтс) (13 июня 1865 — 28 января 1939) — ирландский англоязычный поэт, драматург. Лауреат Нобелевской премии по литературе 1923 года.

Первый сборник его стихов: «Странствия Ойсина» («The Wanderings of Oisin») вышел в 1889 г. В том же году вышла его книга по фольклору Ирландии: «Волшебные и народные сказки», с примечаниями, составленными Йейтсом на основании собственных его исследований в западной Ирландии. Другие наиболее важные его сочинения:

«Графиня Кэтлин» («The Countess Kathleen», 1892), драма в стихах;
«Кельтские сумерки» («The Celtic Twilight», 1893), собрание статей об ирландском фольклоре;
«The Land of Hearts Desire», пьеса в стихах (1894);
«A Book of Irish Verses» (1895), антология ирландских баллад;
«Poems» (1895);
«The Secret Rose» (1897), собрание сказок, оригинальных и переделанных из народных ирландских, написанных в высшей степени изящной прозой;
«The Wind among the Reeds» (1899), поэма;
«The Shadowy waters» (1900), поэма, позже переделанная в драму;
«Ideas of Good and Evil» (1903), собрание статей;
«In the Seven Woods» (1903), стихотворения, написанные главным образом на темы из ирландского эпоса.
Ранние произведения Йейтса проникнуты мотивами кельтского фольклора и характеризуются неоромантическим стилем, заметно влияние оккультизма (с 1890-х годов Йейтс состоял в герметическом ордене "Золотая Заря"). Ряд произведений (например, пьеса «Кэтлин, дочь Холиэна») не чужды политически-национальной тенденции. Одно из самых знаменитых стихотворений Йейтса «Пасха 1916 года» посвящено Пасхальному восстанию, с рядом казнённых или изгнанных руководителей которого Йейтс был связан лично, и сопровождается рефреном: «Родилась ужасная красота» (A terrible beauty is born). Один из центральных мотивов его лирики — трагическая любовь к Мод Гонн, ирландской революционерке.
После Первой мировой войны и гражданской войны в Ирландии Йейтс меняет поэтику; в его поздней лирике — трагические историософские и культурные образы, стилистика заметно усложняется.

Здесь несколько пьес Йейтса, главным героем которых является Кухулин.

"На берегу Байле" (1904) http://lib.ru/POEZIQ/JEJTS/yeats1_2.txt
"Смерть Кухулина" (1939) http://lib.ru/POEZIQ/JEJTS/yeats1_8.txt

Статья Йейтса "Кельтский элемент в литературе" http://lib.ru/POEZIQ/JEJTS/Celts_0_m.txt

О влиянии творчества Йейтса на русских поэтов (Гумилева, Мандельштама, Ахматову)
Григорий КРУЖКОВ "COMMUNIO POETARUM: ЙЕЙТС И РУССКИЙ НЕОРОМАНТИЗМ" http://www.vavilon.ru/texts/prim/kruzhkov3-2-2.html

Елена Раскина "Русский друид Николай Гумилев" http://kut.org.ua/books_a0010.php

Несколько стихотворений Йейтса в переводе Г.Кружкова: http://www.stosvet.net/union/Kruzhkov/yeats.html

ВОИНСТВО СИДОВ

Всадники скачут от Нок-на-Рей,
Мчат над могилою Клот-на-Бар,
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав кличет: Скорей, скорей!
Выкинь из сердца смертные сны,
Кружатся листья, кони летят,
Волосы ветром относит назад,
Огненны очи, лица бледны.
Призрачной скачки неистов пыл,
Кто нас увидел, навек пропал:
Он позабудет, о чем мечтал,
Все позабудет, чем прежде жил.
Скачут и кличут во тьме ночей,
И нет страшней и прекрасней чар;
Кайлте пылает, словно пожар,
И Ниав громко зовет: Скорей!

ФЕРГУС И ДРУИД

Фергус.

Весь день я гнался за тобой меж скал,
А ты менял обличья, ускользая:
То ветхим вороном слетал с уступа,
То горностаем прыгал по камням,
И наконец, в потемках подступивших
Ты предо мной явился стариком
Сутулым и седым.

Друид.

                        Чего ты хочешь,
Король над королями Красной Ветви?

Фергус.

Сейчас узнаешь, мудрая душа.
Когда вершил я суд, со мною рядом
Был молодой и мудрый Конхобар.
Он говорил разумными словами,
И все, что было для меня безмерно
Тяжелым бременем, ему казалось
Простым и легким. Я свою корону
Переложил на голову его,
И с ней – свою печаль.

Друид.

                            Чего ты хочешь,
Король над королями Красной Ветви?

Фергус.

Да, все еще король – вот в чем беда.
Иду ли по лесу иль в колеснице
По белой кромке мчусь береговой
Вдоль плещущего волнами залива, –
Все чувствую на голове корону!

Друид.

Чего ж ты хочешь?

Фергус.

                            Сбросить этот груз
И мудрость вещую твою постигнуть.

Друид.

Взгляни на волосы мои седые,
На щеки впалые, на эти руки,
Которым не поднять меча, на тело,
Дрожащее, как на ветру тростник.
Никто из женщин не любил меня,
Никто из воинов не звал на битву.

Фергус.

Король – глупец, который тратит жизнь
На то, чтоб возвеличивать свой призрак.

Друид.

Ну, коли так, возьми мою котомку.
Развяжешь – и тебя обступят сны.

Фергус.

Я чувствую, как жизнь мою несет
Неудержимым током превращений.
Я был волною в море, бликом света
На лезвии меча, сосною горной,
Рабом, вертящим мельницу ручную,
Владыкою на троне золотом.
И все я ощущал так полно, сильно!
Теперь же, зная все, я стал ничем.
Друид, друид! Какая бездна скорби
Скрывается в твоей котомке серой!

РОЗЕ, РАСПЯТОЙ НА КРЕСТЕ ВРЕМЕН

Печальный, гордый, алый мой цветок!
Приблизься, чтоб, вдохнув, воспеть я мог
Кухулина в бою с морской волной –
И вещего друида под сосной,
Что Фергуса в лохмотья снов облек, –
И скорбь твою, таинственный цветок,
О коей звезды, осыпаясь в прах,
Поют в незабываемых ночах.
Приблизься, чтобы я, прозрев, обрел
Здесь, на земле, среди любвей и зол
И мелких пузырей людской тщеты,
Высокий путь бессмертной красоты.

Приблизься – и останься так со мной,
Чтоб, задохнувшись розовой волной,
Забыть о скучных жителях земли:
О червяке, возящемся в пыли,
О мыши, пробегающей в траве,
О мыслях в глупой, смертной голове, –
Чтобы вдали от троп людских, в глуши,
Найти глагол, который Бог вложил
В сердца навеки смолкнувших певцов.
Приблизься, чтоб и я, в конце концов,
Пропеть о славе древней Эрин смог:
Печальный, гордый, алый мой цветок!

ИРЛАНДИИ ГРЯДУЩИХ ВРЕМЕН

Знай, что и я, в конце концов,
Войду в плеяду тех певцов,
Кто дух ирландский в трудный час
От скорби и бессилья спас.
Мой вклад ничуть не меньше их:
Недаром вдоль страниц моих
Цветет кайма из алых роз –
Знак той, что вековечней грез
И Божьих ангелов древней!
Средь гула бесноватых дней
Ее ступней летящий шаг
Вернул нам душу древних саг;
И мир, подъемля свечи звезд,
Восстал во весь свой стройный рост;
Пусть так же в стройной тишине
Растет Ирландия во мне.

Не меньше буду вознесен,
Чем Дэвис, Мэнган, Фергюсон;
Ведь для способных понимать
Могу я больше рассказать
О том, что скрыла бездны мгла,
Где спять лишь косные тела;
Ведь над моим столом снуют
Те духи мира, что бегут
Нестройной суеты мирской –
Быть ветром, бить волной морской;
Но тот, в ком жив заветный строй,
Расслышит ропот их живой,
Уйдет путем правдивых грез
Вслед за каймой из алых роз.
О танцы фей в сияньи лун! –
Земля друидов, снов и струн.

И я пишу, чтоб знала ты
Мою любовь, мои мечты;
Жизнь, утекающая в прах,
Мгновенней, чем ресничный взмах;
И страсть, что Маятник времен
Звездой вознес на небосклон,
И весь полночных духов рой,
Во тьме снующих надо мной, -
Уйдет туда, где, может быть,
Нельзя мечтать, нельзя любить,
Где дует вечности сквозняк
И Бога раздается шаг.
Я сердце вкладываю в стих,
Чтоб ты, среди времен иных,
Узнала, что я в сердце нес –
Вслед за каймой из алых роз.

КУХУЛИН ПРИМИРЕННЫЙ

В груди шесть ран смертельных унося,
Он брел Долиной мертвых. Словно улей,
В лесу звенели чьи-то голоса.

Меж темных сучьев саваны мелькнули -
И скрылись. Привалясь к стволу плечом,
Ловил он звуки битвы в дальнем гуле.

Тогда к забывшемуся полусном
Приблизился, должно быть, Главный Саван
И бросил наземь узел с полотном.

Тут остальные - слева, сзади, справа -
Подкрались ближе, и сказал их вождь:
"Жизнь для тебя отрадней станет, право,

Как только саван ты себе сошьешь.
И примиришься духом ты всецело;
Сними доспех - он нас приводит в дрожь.

Смотри, как можно ловко и умело
В ушко иглы любую нить продеть".
Он внял совету и взялся за дело.

"Ты - шей, а мы всем хором будем петь.
Но для начала выслушай признанье:
Мы трусы, осужденные на смерть

Роднёй - или погибшие в изгнанье".
И хор запел, пронзителен и чист;
Но не слова рождались в их гортани,

А лишь один тоскливый птичий свист.

Отредактировано Lampa (22-11-2008 23:02:45)

+2

8

Немного о Джеймсе Макферсоне и его знаменитой мистификации "Поэмах Оссиана", якобы написанных легендарным ирландским бардом III века Оссианом (или Ойсином).

Сначала о самом Оссиане и сагах "оссианского цикла" из книги Роллестона "Мифы, легенды и предания кельтов".

Подобно тому как саги уладского цикла группируются вокруг героического образа Кухулина (Пса Кулана), точно так же саги цикла Оссиана объединяет образ Финна Мак Кумала, сын которого Ойсин (или Оссиан, согласно Макферсону, впервые в своих «переводах» представившему этого героя англо-говорящему читателю) был одновременно и воином, и поэтом; ему-то и приписывается авторство большинства этих преданий. Считается, что события уладского цикла происходили примерно во времена Рождества Христова. Действие цикла Оссиана разворачивается главным образом в период правления Кормака Мак Арта, жившего в III столетии н. э.

Древнейшие из сохранившихся повестей этого цикла содержатся в рукописях XI—XII вв., а составлены они были, вероятно, парой столетий ранее. Однако цикл оказался весьма жизнеспособен и развивался на протяжении почти тысячелетия, вплоть до «Лэ об Ойсине в Стране Юности» Майкла Комина, написанной около 1750 г.; ею завершается долгая история гэльской литературы . Было подсчитано, что, если напечатать все сохранившиеся сказания и поэмы цикла Оссиана, они займут примерно двадцать пять томов такого же размера, как эта книжка. Более того, множество легенд, не зафиксированных в рукописях, в течение последних столетий было записано со слов так называемого «необразованного» крестьянства на севере Шотландии и в ирландско-говорящих областях Ирландии.

Самое знаменитое приключение Ойсина связано с Ниам, дочерью бога моря Мананнана, сына Ллира. Ойсин встретил ее на берегу озера во время охоты — девушка на скакуне с серебряными копытами и золотой гривой появилась перед ним внезапно. Узнав, что она проделала далекий путь лишь для того, чтобы пригласить его во владения своего отца на острове Блаженных, юноша, не задумываясь, вскочил на волшебного коня. Ойсин и фея Ниам унеслись на снежно-белом скакуне в потусторонний мир, на остров Блаженных (страну юности), где текли медовые реки, воздух был напоен ароматом дивных цветов и время летело незаметно.

Далее сага рассказывает о приключениях Ойсина в Стране Юности; например, о том, как он спасал пленную принцессу от великана фомора. Проведя, как ему показалось, в Волшебной Стране три недели, он пресытился всеми ее радостями и возжелал снова увидеть Ирландию и своих товарищей. Герой обещал вскоре вернуться, и Ниам дала ему того самого волшебного коня, который перенес их через море в Страну Юности, но наказала возлюбленному, чтобы, оказавшись снова в Ирландии, он не спускался с его спины и не ступал на землю Эрин, ибо иначе обратный путь в Страну Блаженных закроется для него навсегда. И вот Ойсин вновь пересек океан и оказался на западном побережье Ирландии. Он сразу отправился к Холму Алмайн, где находился дом Финна, но по пути не переставал удивляться: во-первых, потому, что не встретил никого из фениев, и, во-вторых, потому, что люди, трудившиеся на полях, были очень маленького роста.

Наконец, выехав по лесной тропе к тому месту, где должен был возвышаться огромный зеленый Холм Алмайн со множеством белых домиков и большим дворцом на вершине, Ойсин увидел только луга, заросшие сорняками и утесником, и пасущуюся среди них корову. Тогда его охватил ужас, и он подумал, что это, должно быть, чары Волшебной страны ослепляют его и обманывают. Он бросил поводья и прокричал имена Финна и Осгара, но никто не откликнулся; он подумал, что, может быть, собаки услышат его, и позвал Брана и Сколауна и долго ждал, не долетит ли до него хотя бы слабый шелест, хоть шорох из мира, которого он не видел, но лишь вздохи ветра в траве доносились до его ушей. В ужасе он помчался прочь. Он направился к восточному морю, ибо решил пересечь всю Ирландию из конца в конец, чтобы найти способ избавиться от заклятия.

Однако на пути к восточному морю Ойсин оказался в Долине Дроздов. Там он увидел толпу крестьян, пытающихся убрать валун с поля на склоне холма, и одного главного, который ими командовал. Путешественник направился к ним, собираясь расспросить о Финне и фениях. Когда он приблизился, все прервали работу и воззрились на него в изумлении: он казался им посланцем Волшебного народа или ангелом с неба. Ибо он был выше и крепче, чем все мужи, которых они знали, с серо-стальными глазами и алыми щеками; во рту его сверкал словно бы ряд жемчужин, и из-под шлема выбивались сияющие золотом волосы. Ойсин же глядел на них, хилых, изнуренных трудами и заботами, на то, как они тщетно пытаются сдвинуть камень с места, и исполнился жалости, и подумал: «Даже простолюдины Эрин никогда не были такими во времена, когда я оставил ее ради Страны Юности», и, приподнявшись на седле, в одиночку покачнул валун и столкнул его с холма. Крестьяне закричали от восторга; но тут же хвалебные их крики перешли в вопли ужаса, и они побежали прочь, толкая друг друга, ибо на их глазах свершилось страшное преображение. У Ойсина, когда он поднимал камень, лопнула подпруга, и он растянулся на земле. Мгновенно, как призрак, исчез белый конь, а с земли, дрожа и пошатываясь, поднялся не юный воин, но дряхлый старик, белобородый, иссохший; он протянул трясущиеся руки и горестно, жалобно застонал. А пурпурный плащ и туника из желтого шелка обратились в грубое домотканое рубище, подпоясанное пеньковой веревкой, и меч с золотой рукоятью стал дубовым посохом, таким, какие носят нищие, бредущие от дома к дому.

Когда крестьяне поняли, что им не грозит никакой опасности, она вернулись, подняли лежавшего ничком на земле старика и спросили, кто он и что случилось с ним. Ойсин долго смотрел на них затуманенными глазами и наконец произнес: «Я был Ойсином, сыном Финна, и прошу вас ответить мне, где он живет, ибо крепости его нет на Холме Алмайн, и, проскакав от западного до восточного моря, я не увидел его и не услышал звука его рога». Крестьяне поглядели друг на друга и на Ойсина, и главный среди них сказал: «О каком Финне ты спрашиваешь? Многие в Эрин носят это имя». Ойсин ответил: «Конечно, о Финне, сыне Кумала, сына Френмора, вожде фениев Ирландии». Главный проговорил: «Ты обезумел, старик, и только что ты заставил и нас обезуметь, ибо мы приняли тебя за юношу. Но теперь разум вернулся к нам, и мы помним, что Финн Мак Кумал и все его воины мертвы уже триста лет. В битве при Габре пал Осгар, сын Ойсина, а Финн — в битве при Бре; так говорят историки; песни же, сложенные Ойсином, о судьбе которого никто ничего не знает, и по сей день поются на пирах у знатных людей. Но теперь в Ирландию пришел Патрик, и он проповедует нам Единого Бога и Христа, сына Его, волей которого закончились эти древние времена и исчезли прежние обычаи; и мы менее почитаем Финна и фениев, пировавших и охотившихся и певших о войне и любви, чем монахов и монахинь святого Патрика; и они каждодневно возносят к небу псалмы и молитвы, чтобы очистить нас от грехов и спасти от посмертного пекла». Но Ойсин, расслышав лишь половину и еще меньше поняв, молвил: «Если твой Бог убил Финна и Осгара — он поистине могучий воин». Тогда все закричали, и кое-кто уже взялся за камни, но главный велел оставить его в покое, пока Патрик не поговорит с ним и не скажет, что с ним сделать.

Так они привели Ойсина к Патрику, который ласково принял его, и несчастный рассказал святому обо всем том, что случилось с ним. Патрик же велел своим писцам тщательно записать его рассказы, чтобы память о героях и радостной и свободной их жизни в лесах и долинах Эрин никогда не изгладилась из памяти людей.

Эта легенда дошла до нас только благодаря поздней ирландской поэме, написанной Майклом Комином около 1750 г. Эту поэму можно назвать лебединой песней ирландской литературы. Несомненно, Комин опирался на некую традицию; но, хотя в древних повествованиях об Ойсине содержится рассказ о том, что он встретился со святым Патриком и поведал ему о фениях, о появлении Ниам и об их жизни в Стране Юности мы знаем только из произведения Майкла Комина.

http://s55.radikal.ru/i147/0811/3f/262c57b6e4b8t.jpg
«Оссиан», Николай Абилдгаард

http://s50.radikal.ru/i128/0811/e9/32ef13acce10t.jpg
Сон Оссиана, Жан Огюст Доминик Энгр, 1813

http://s60.radikal.ru/i169/0811/03/ab29c79431ddt.jpg
Бард Ойсин
Гиацинто Гаудензи, 1994

А теперь о Макферсоне с Википедии: http://ru.wikipedia.org/wiki/Макферсон,_Джеймс

Джеймс Макферсон (англ. James Macpherson, шотл. (гэл.) Seumas Mac a'Phearsain; 27 октября 1736, Рутвен, Инвернесс — 17 февраля 1796, поместье Беллвил, там же) — шотландский поэт, прославившийся «переводом» с гэльского поэм Оссиана, на самом деле лишь скомпилированных им.
Окончил Кингз-колледж в Абердине. Писал стихи. Работал школьным учителем в родном городе Рутвен близ Инвернесса, Шотландия. Знал гэльский язык. Его близким родственником по клану был выдающийся гэльский поэт Лахлан Макферсон (шотл. (гэл.) Lachlan Mac a’Phearsain; 1723 - ок. 1795)
В 1758 Макферсон опубликовал поэму «Горец» (The Highlander), а в 1760 «Отрывки древней поэзии, собранные в горах Шотландии» (Fragments of Ancient Poetry Collected in the Highlands of Scotland), изданную анонимно. Вскоре вышло второе изданием, а меньше чем через год книгу переиздали в Лондоне. Издание имело успех, и на собранные по подписному листу деньги Макферсон предпринял поездку в горную Шотландию за новыми материалами. Так появились поэмы «Фингал» (Fingal, 1762) на основе легенд о Финне Мак-Кумхайле и «Темора» (Temora, 1763), якобы созданные ирландским певцом Оссианом в III веке. Затем Макферсон объединил их с «Отрывками» в «Сочинения Оссиана, сына Фингала, переведённые с гэльского языка Джеймсом Макферсоном». Поэмы Оссиана завоевали огромную популярность в Европе и Америке, однако тайна была раскрыта и Макферсон был обвинён в литературной мистификации.

Сочинения Макферсона обеспечили ему значительное состояние. Его «оссиановские» поэмы были, в сущности, лишь вольной обработкой подлинных кельтских преданий. Но славу литературного фальсификатора принесли Макферсону неприятные лондонской элите «наглость и псевдоучёность», при посредстве которых он пытался отстоять научную доброкачественность своих публикаций (не следует забывать, что геноцид горцев, последовавший за Куллоденом (1746), был памятен и сторонникам правящей династии, и горцам). В подлинности поэм Оссиана усомнился С. Джонсон (не предоставивший, между тем, никаких подтверждений своей точки зрения). После смерти Макферсона его литературная мистификация стала «общепризнанным фактом», однако современная наука склоняется к тому, что он не столько фальсифицировал поэмы, сколько скомпилировал и отредактировал подлинные сказания в духе сентиментализма. До 30 фрагментов, включенных в «Поэмы», обнаружены в т. н. «Книге декана острова Лисмор» (The book of the Dean of Lismore, шотл. (гэл.) Leabhar Deathan Lios Moir, манускрипте, который в 1512—1526 годы составили из записанных ими старинных шотландских легенд братья Джеймс Макгрегор (James MacGregor, шотл. (гэл.) Seumas MacGriogair ) и Дункан Макгрегор (Duncan MacGregor, шотл. (гэл.) Donnchadh MacGriogair).

Несмотря на поставленные под сомнение достоинства поэм Макферсона, несмотря на его стилизаторство в русле предромантизма, «поэмы Оссиана» оказали огромное влияние на европейскую и, в частности, русскую литературу. Державин, Карамзин, Батюшков, Дмитриев, Гнедич, Жуковский, Баратынский, Пушкин, Лермонтов и многие другие поэты переводили их и подражали им.

Джеймс Макферсон "Поэмы Оссиана"
http://www.lib.ru/INOOLD/MAKFERSON/ossian.txt

Там же есть глава "Оссиан в русской поэзии": приводятся стихотворения русских поэтов, на творчество которых оказали влияние "Поэмы Оссиана" Макферсона.
Например:

А. С. Пушкин

КОЛЬНА

ПОДРАЖАНИЕ ОССИАНУ

                     Источник быстрый Каломоны,
                     Бегущий к дальным берегам,
                     Я зрю, твои взмущенны волны
                     Потоком мутным по скалам
                     При блеске звезд ночных сверкают
                     Сквозь дремлющий, пустынный лес,
                     Шумят и корни орошают
                     Сплетенных в темный кров древес.
                     Твой мшистый брег любила Кольна,
                     Когда по небу тень лилась;
                     Ты зрел, когда, в любви невольна,
                     Здесь другу Кольна отдалась.

                     В чертогах Сельмы царь могущих
                     Тоскару юному вещал:
                     "Гряди во мрак лесов дремучих,
                     Где Крона катит черный вал,
                     Шумящей прохлажден осиной.
                     Там ряд является могил;
                     Там с верной, храброю дружиной
                     Полки врагов я расточил,
                     И много, много сильных пало;
                     Их гробы черный вран стрежет.
                     Гряди - и там, где их не стало,
                     Воздвигни памятник побед!"
                     Он рек, и в путь безвестной, дальней
                     Пустился с бардами Тоскар,
                     Идет во мгле ночи печальной,
                     В вечерний хлад, в полдневный жар. -
                     Денница красная выводит
                     Златое утро в небеса,
                     И вот уже Тоскар подходит
                     К местам, где в темные леса
                     Бежит седой источник Кроны
                     И кроется в долины сонны. -
                     Воспели барды гимн святой;
                     Тоскар обломок гор кремнистых
                     Усильно мощною рукой
                     Влечет из бездны волн сребристых,
                     И с шумом на высокой брег
                     В густой и дикой злак поверг;
                     На нем повесил черны латы,
                     Покрытый кровью предков меч,
                     И круглый щит, и шлем пернатый
                     И обратил он к камню речь:

                     "Вещай, сын шумного потока,
                     О храбрых поздним временам!
                     Да в страшный час, как ночь глубока
                     В туманах ляжет по лесам,
                     Пришлец, дорогой утомленный,
                     Возлегши под надежный кров,
                     Воспомнит веки отдаленны
                     В мечтаньи сладком легких снов!
                     С рассветом алыя денницы,
                     Лучами солнца пробужден,
                     Он узрит мрачные гробницы...
                     И, грозным видом поражен,
                     Вопросит сын иноплеменный:
                     "Кто памятник воздвиг надменный?"
                     И старец, летами согбен,
                     Речет: "Тоскар наш незабвенный,
                     Герой умчавшихся времен!""

                     Небес сокрылся вечный житель,
                     Заря потухла в небесах;
                     Луна в воздушную обитель
                     Спешит на темных облаках;
                     Уж ночь на холме - берег Кроны
                     С окрестной рощею заснул:
                     Владыко сильный Каломоны,
                     Иноплеменных друг, Карул
                     Призвал морвенского героя
                     В жилище Кольны молодой
                     Вкусить приятности покоя
                     И пить из чаши круговой.
                     . . . . . . . . . . . . . .
                     . . . . . . . . . . . . . .
                     Близь пепелища все воссели;
                     Веселья барды песнь воспели;
                     И в пене кубок золотой
                     Кругом несется чередой. -
                     Печален лишь пришелец Лоры,
                     Главу ко груди преклонил;
                     Задумчиво он страстны взоры
                     На нежну Кольну устремил -
                     И тяжко грудь его вздыхает,
                     В очах веселья блеск потух,
                     То огнь по членам пробегает,
                     То негою томится дух;
                     Тоскует, втайне ощущая
                     Волненье сильное в крови,
                     На юны прелести взирая,
                     Он полну чашу пьет любви.

                     Но вот уж дуб престал дымиться,
                     И тень мрачнее становится,
                     Чернеет тусклый небосклон.
                     И царствует в чертогах сон.
                     . . . . . . . . . . . . . .
                     . . . . . . . . . . . . . .
                     Редеет ночь - заря багряна
                     Лучами солнца возжена;
                     Пред ней златится твердь румяна:
                     Тоскар покинул ложе сна;
                     Быстротекущей Каломоны
                     Идет по влажным берегам,
                     Спешит узреть долины Кроны
                     И внемлет плещущим волнам.
                     И вдруг из сени темной рощи,
                     Как в час весенней полунощи
                     Из облак месяц золотой,
                     Выходит ратник молодой.
                     Меч острый на бедре сияет,
                     Копье десницу воружает;
                     Надвинут на чело шелом,
                     И гибкий стан покрыт щитом;
                     Зарею латы серебрятся
                     Сквозь утренний в долине пар.

                     "О юный ратник! - рек Тоскар, -
                     С каким врагом тебе сражаться?
                     Ужель и в сей стране война
                     Багрит ручьев струисты волны?
                     Но все спокойно - тишина
                     Окрест жилища нежной Кольны".
                     "Спокойны дебри Каломоны,
                     Цветет отчизны край златой;
                     Но Кельна там не обитает,
                     И ныне по стезе глухой
                     Пустыню с милым протекает,
                     Пленившим сердце красотой".
                     "Что рек ты мне, младой воитель?
                     Куда сокрылся похититель?
                     Подай мне щит твой!" - И Тоскар
                     Приемлет щит, пылая мщеньем.
                     Но вдруг исчез геройства жар;
                     Что зрит он с сладким восхищеньем?
                     Не в силах в страсти воздохнуть,
                     Пылая вдруг восторгом новом...
                     Лилейна обнажилась грудь,
                     Под грозным дышуща покровом...
                     "Ты ль это?.." - возопил герой,
                     И трепетно рукой дрожащей
                     С главы снимает шлем блестящий -
                     И Кольну видит пред собой.

1814

H. M. Карамзин

ПОЭЗИЯ

                                 (ОТРЫВОК)

                 Британия есть мать поэтов величайших.
                 Древнейший бард ее, Фингалов мрачный сын,
                 Оплакивал друзей, героев, в битве падших,
                 И тени их к себе из гроба вызывал.
                 Как шум морских валов, носяся по пустыням
                 Далеко от брегов, уныние в сердцах
                 Внимающих родит, - так песни Оссиана,
                 Нежнейшую тоску вливая в томный дух,
                 Настраивают нас к печальным представленьям;
                 Но скорбь сия мила и сладостна душе.
                 Велик ты, Оссиан, велик, неподражаем!

1787

В. К. Кюхельбекер

ПОЭТЫ

                                 (ОТРЫВОК)

                         Я слышу завыванье бурь:
                         И се в одежде из тумана
                         Несется призрак Оссиана! -
                         Покрыта мрачная лазурь
                         Над ним немыми облаками.
                         Он страшен дикими мечтами;
                         Он песней в душу льет печаль;
                         Он душу погружает в даль
                         Пространств унылых, замогильных!
                         Но раздается резкий звук:
                         Он славит копий бранный стук
                         И шлет отраду в сердце сильных.

1820

М. Ю. Лермонтов

ГРОБ ОССИАНА

                       Под занавесою тумана,
                       Под небом бурь, среди степей,
                       Стоит могила Оссиана
                       В горах Шотландии моей.
                       Летит к ней дух мой усыпленный
                       Родимым ветром подышать
                       И от могилы сей забвенной
                       Вторично жизнь свою занять!..

1830

Н. С. Гумилев

ОССИАН

               По небу бродили свинцовые, тяжкие тучи,
               Меж них багровела луна, как смертельная рана.
               Зеленого Эрина воин, Кухулин могучий,
               Упал под мечом короля океана, Сварана.

               Зловеще рыдали сивиллы седой заклинанья,
               Вспененное море вставало и вновь опадало,
               И встретил Сваран исступленный, в грозе ликованья,
               Героя героев, владыку пустыни, Фингала.

               Схватились и ходят, скользя на росистых утесах,
               Друг другу ломая медвежьи упругие спины,
               И слушают вести от ветров протяжноголосых
               О битве великой в великом испуге равнины.

               Когда я устану от ласковых слов и объятий,
               Когда я устану от мыслей и дел повседневных,
               Я слышу, как воздух трепещет от грозных проклятий,
               Я вижу на холме героев суровых и гневных.

1907

О. Э. Мандельштам

                       Я не слыхал рассказов Оссиана,
                       Не пробовал старинного вина;
                       Зачем же мне мерещится поляна,
                       Шотландии кровавая луна?

                       И перекличка ворона и арфы
                       Мне чудится в зловещей тишине,
                       И ветром развеваемые шарфы
                       Дружинников мелькают при луне!

                       Я получил блаженное наследство -
                       Чужих певцов блуждающие сны;
                       Свое родство и скучное соседство
                       Мы презирать заведомо вольны.

                       И не одно сокровище, быть может,
                       Минуя внуков, к правнукам уйдет,
                       И снова скальд чужую песню сложит
                       И, как свою, ее произнесет.

1914

+3