Мне вот это больше всего нравится!

Рыцари, 12-13 век - одежда и мода

  1180 год
"Норманны"

Основным изменением в доспехах 12 века было появление кольчужных рукавиц у хауберка. Часть шлемов стала дополняться масками и, именно из них, несколько позднее развились топхельмы. Представленный здесь шлем состоит не их сегментов, а из цельного купола, усиленного металлическими полосами. Декоративными металлическими полосами также усилен и щит рыцаря. Под хауберком воин носит гамбезон или набивную стеганку
Этот рыцарь экипирован по самой последней "моде". Несмотря на то, что некоторые воины выглядят все еще так же, как и те, что бились при Гастингсе, изменения происходят. Нижний край кольчуги укоротился до размера чуть выше колена, к рукавам приплетены кольчужные рукавицы с ладонью из грубой ткани. Ноги защищены кольчужными чулками. Шнурок под коленом, продетый сквозь кольца, не дает провиснуть чулку. Поверх кольчуги теперь носится сюрко, опоясанное на талии. Сюрко не украшено гербом владельца, что нетипично. Шлем - цилиндрической формы с плоским верхом, на нем жестко прикреплена закрывающая лицо маска. Для вентиляции в ней пробиты отверстия. Шпоры так остались шиповидными, но концы их теперь изогнуты, чтобы лучше прилегать к лодыжке. Форма щита изменилась от миндалевидной к почти треугольной. Также щит уменьшился и в размерах. Меч - самого последнего типа, слегка сужающийся, с относительно коротким долом. Навершие рукояти - "яблоковидной" формы, что будет очень распространено в следующем веке. У ремня, на который крепятся ножны, раздвоенный конец продевается сквозь отверстия в другом конце и завязывается. Именно так делалось большинство перевязей в 12-13 веках.

История рыцарства

В наши дни под словом "рыцарь", мы подразумеваем честного и благородного человека, готового всегда прийти на помощь слабым и обиженным. Что же представляло собой рыцарство, как историческое явление? Это был особый привилегированный слой средневекового общества, основным занятием которого было военное дело. Сходные социальные группы существовали и в восточных странах (сипахи в Османской империи, самураи в Японии), но обычно это понятие связывают с историей Западной и Центральной Европы VIII-XV веков.

Появление рыцарства связано с возникновением системы феодального землевладения. При передаче земли во временное (а позже постоянное) владение ее жалователь становился сеньором, а получатель - вассалом последнего. В обязанности вассалов входила защита владений сеньора, выкуп его из плена, участие в его совете и суде и т. д. Вышестоящий феодал не мог подчинить себе рыцаря находящегося на службе у его собственного вассала, что выражалось формулой: "вассал моего вассала не мой вассал". В результате складывалась многоступенчатая феодальная лестница от короля до безвассальных ("однощитных") рыцарей.

Основным источником дохода феодала было его поместье. Оно содержалось за счeт труда крестьян, находившихся в полной власти своего господина и обеспечивавших его всем необходимым для жизни.

Жилищем феодалов служили каменные замки. Они обычно строились на холмах или неприступных скалах, господствуя над окружающей местностью. Эти сооружения состояли из широких круглых или четырехугольных башен, окружeнных зубчатыми стенами с бойницами для стрельбы. Часто за первой внешней поднималась ещe более высокая внутренняя стена. Над замковыми постройками возвышалась главная башня - донжон, где жил хозяин замка с семьeй. Расположение комнат не имело строгой планировки: большие залы с огромными каминами, соседствовали с маленькими мрачными комнатами, наводнeнными мышами и крысами. Непременным атрибутом замков были подвалы, где хранились запасы продовольствия и находились колодцы с водой. Там же содержали пленных и провинившихся крестьян. Замки также окружали рвами с водой, снабжали подъемными мостами, подземными ходами и винтовыми лестницами. Обладая такими мощными укреплениями, феодалы могли успешно сдержать бунт восставших крестьян и отразить нападение воинственных соседей.

Основу рыцарского вооружения составляли тяжeлый (иногда двуручный) меч и копьe. Часто этот набор дополнялся кинжалом, алебардой (топором с двумя лезвиями), булавой (железной дубиной с шарообразным или ребристым завершением) и боевым молотом. Тело рыцаря защищала кольчуга из железных колец, а позднее рифлeный цельнометаллический доспех. Голову рыцаря покрывал железный или стальной шлем, форма которого со временем менялась от открытого "шишака" до закрытого "салада" с подвижным забралом, для защиты лица. Непременной деталью оборонительного снаряжения был металлический, обычно миндалевидный щит, закрывавший воина от подбородка до колен. Доспехами были защищены и лошади рыцарей. Таким образом, общий вес их снаряжения и вооружения мог достигать 50 кг.

Исходя из вышесказанного, становится ясным, что овладение рыцарским ремеслом требовало особой подготовки. Она начиналась с детства. До 7 лет мальчиков воспитывали дома, развивая с помощью физических упражнений силу и воинский дух. Так продолжалось до 7 лет. Затем будущего рыцаря отправляли ко двору сеньора, где начинался основной этап учeбы. По прибытии в замок своего патрона, он получал звание пажа или валета. В его обязанности входило сопровождение рыцаря и его супруги на охоте, в путешествиях, в гостях. Пажи также были посыльными и прислуживали за столом. Параллельно с этим будущего рыцаря учили владеть оружием, управляться с охотничьими собаками и ловчими птицами.

Большое значение придавалось воспитанию в юношах нравственности и эстетического вкуса. Предметом первых уроков пажа была религия, уставы которой он не только должен был соблюдать, как образцовый христианин, но и охранять их ценой жизни и смерти. Преподавала эту дисциплину самая набожная и добродительная дама замка. Подобные занятия были призваны внушить почтение не только к священным предметам, но и к прекрасному полу. Молодого пажа также учили играть в шахматы, петь и играть на лире, сочинять стихи.

В 14 лет юношу посвящали в оруженосцы: священник брал с алтаря меч и пояс и, благословив их, перепоясывал молодого дворянина. Оруженосцы разделялись на классы: кравчие (прислуживавшие за столом), шталмейстеры (ухаживавшие за боевыми лошадьми) и оруженосцы при супруге рыцаря. Вершиной этой иерархии была должность оруженосца, состоявшего при особе рыцаря. Он должен был охранять своего господина, содержать в порядке его оружие и доспехи, сопровождать его в боевых походах и поездках к иноземным дворам.

По достижении 21 года, юноша успешно прошедший все испытания становился рыцарем. Дату посвящения назначал сеньор. Обычно оно совершалось в канун каких-либо важных событий: заключения мира, свадеб титулованных особ или церковных праздников. После исповеди и причастия, обращаемого облекали в белые одежды - символ непорочности. Затем он отправлялся в церковь, где проводил ночь в молитвах. На рассвете приходили за ним старые заслуженные рыцари, его восприемники и уводили юношу в баню. Потом ему надевали на шею перевязь с мечом и укладывали в постель, покрывая белой или черной тканью, что символизировало очищение от грехов.

Затем кандидата в рыцари вели в церковь, где он давал торжественную клятву, защищать веру, помогать слабым и обездоленным держать данное слово, быть мужественным и верным сеньору, избегать гордости, тщеславия, сребролюбия, расточительности и скупости. Посвящаемый становился на колени и сеньор ударял его мечом плашмя три раза, восприемники надевали юноше шлем, латы и золотые шпоры, давали меч, щит и копьe. Каждый из этих рыцарских атрибутов играл особую символическую роль: шлем означал крепость разума, латы - недоступность сердца их носителя различным порокам, шпоры - неутомимость в делах, меч - правосудие, щит - защиту и опеку всех нуждающихся в этом, копьe-победу правды над ложью.

Таков был обряд посвящения в мирные дни. Но во время войны рыцарское звание часто жаловалось среди лагеря или на поле битвы. В этом случае всe ограничивалось тремя ударами по плечу посвящаемого и прочтением над ним молитвы.

Каждый новообращeнный рыцарь получал свой герб. Он изображался на всeм его имуществе: одежде, оружии, доспехах, стенах замка и т.д. Гербы служили как отличительными знаками на поле боя, так и показателем знатности рода и деяний предков. Для создания гербов использовали следующие цвета: золотой - символизировавший богатство, силу, верность и постоянство; серебряный - невинность; голубой - величие и красоту, зеленый - надежду, свободу и изобилие; чeрный - скромность, образованность, печаль; красный - храбрость и мужество. С их помощью рисовали различные аллегорические изображения: крест- символ крестовых походов; башня - завоеванный замок; звезда - ночной бой; полумесяц - победа над мусульманином; лев- храбрость; орел - доблесть и др. Они утверждались сеньором и передавались по наследству, не меняясь. Но часто в награду за подвиги, правители жаловали отличившимся рыцарям свой герб, или добавляли в их эмблему новые детали. Этим объясняется наличие у французкой знати большого количества гербов с королевскими лилиями. Кроме изображений на рыцарских гербах помещали девизы - краткие изречения, служившие для объяснения его смысла. Часто они служили рыцарям и боевым кличем.

В дни различных праздников и торжеств было принято устраивать турниры, на которых рыцари состязались в воинском искусстве. Схватки проходили как один на один, так и между целыми отрядами. И хотя рыцари бились тупым оружием, случались и трагические случаи, (например гибель французкого короля Генриха II от попавшего ему в глаз осколка копья). Победителем объявлялся тот, кто первым выбивал противника из седла. Наградой ему обычно служило оружие, доспехи или лошадь. Награждение производила "королева праздника", выбранная самим рыцарем.

В дни суровых военных будней "кодекс чести" в отношениях между рыцарями часто нарушался, уступая место жестокости и коварству. Стоит ли говорить о "грязных простолюдинах"- крестьянах и горожанах, на которых он вообще не распространялся.

Тяжеловооруженная рыцарская конница малоуязвимая для пеших воинов и крестьянского ополчения на протяжении многих веков является основной военной силой феодальных государств. Однако зарождение новой общественно-политической формации - капитализма, ускорению научно-технического прогресса и изобретению огнестрельного оружия, привели к тому, что консервативное рыцарство уже не поспевало за велениями времени. Ружейные пули легко пробивали доспехи, а пушечные ядра разрушали стены замков. Особенно ясно эти тенденции проявились в ходе Столетней войны между Англией и Францией. Поэтому с конца XV века представители рыцарских родов начинают формировать офицерский корпус наемных армий Нового времени.

Рыцарство сошло с исторической сцены. Оно оставило нам не только элементы своей военной тактики (использование подобных рыцарским танковых клиньев в крупномаштабных боевых действиях), но и культурное наследие: рыцарские романы ("Тристан и Изольда"), любовную лирику министрелей и трубадуров с обязательным культом дамы, героические народные эпосы ("Песнь о Сиде" и "Песнь о Роланде").

И в наше время в Великобритании, отдавая дань традициям, присваивают рыцарские звания учeным, артистам и спортсменам.

Суровая проза жизни средневекового рыцаря

Жизнь средневековой Европы сильно отличалась от содержания рыцарских романов. Ратные подвиги, турниры и слава имели в жизни рыцарей меньшее значение, чем ежедневная борьба за существование. Гордые рыцари полностью зависели от сельского хозяйства, а урожаи в ту пору были низкие. В голодные годы большинство мелких рыцарей страдали от неурожая почти так же, как их крестьяне.

Военные походы, турниры и подвиги не приносили доходов. Жизнь рыцарского сословия гораздо больше зависела от погоды и видов на урожай, чем от большой политики. И сражения происходили, как правило, в конце лета, когда еще тепло, дни длинные, а полевые работы уже закончены.

После жатвы рыцари заполняли кладовые привезенным из деревень зерном и другими припасами. В крестьянских дворах забивали скотину, и большая часть мясных туш тоже принадлежала феодалам. Над опустевшими полями разносились звуки охотничьих рогов и собачий лай. Богатые рыцари охотились ради забавы, а бедные добывали охотой кусок мяса на обед.

Осенью в замках жили сытно и весело, принимали гостей, играли свадьбы. Но за вольготной золотой осенью приходила распутица, и рыцарские семьи запирались в своих родовых гнездах, отрезанных от остального мира слякотью и холодом. Особенно трудно было пережить зиму. В замках становилось нестерпимо холодно и сыро, протапливать каменные громады могли себе позволить только самые богатые феодалы, остальные грелись всей семьей у единственного очага. В господских спальнях и в каморках слуг было одинаково холодно и сумрачно. Окна, затянутые бычьим пузырем или промасленной телячьей кожей, все равно почти не пропускали свет, поэтому для тепла их наглухо закрывали деревянными ставнями. Щели и трещины в каменных стенах затыкали мхом и соломой. Во дворцах высшей знати окна были застеклены, но через мутные стеклышки даже в яркий летний полдень солнечные лучи едва пробивались, а в непогоду от них было не больше света, чем от бычьего пузыря.

Каменные стены комнат занавешивали коврами, чтобы украсить серые и мрачные помещения, но главным образом - для тепла, чтобы из щелей не дуло. Замковые покои освещали по вечерам дорогими свечами из пчелиного воска, смоляными факелами, масляными лампами. Тусклые светильники сильно коптили и зачастую распространяли удушливый смрад. В суровых твердынях раннего Средневековья об освещении комнат вообще мало заботились. Все обитатели замка в холодную пору теснились в каминном зале, где горел огонь - единственный источник тепла и света.

В богатых замках могли одновременно отапливать два помещения: в кухне горел большой камин, там варили еду, и тепло от очага обогревало соседнюю комнату. С XI века рыцари стали селиться в высоких башнях, в которых кухни и жилые покои находились на разных этажах.

В XII веке изобрели изразцовую печь, и условия жизни в замках заметно улучшились. Печи дольше сохраняли тепло, чем открытые очаги, и поглощали меньше дров. К тому же уменьшилась опасность пожара.

Мебель в замках была самая простая. В каминном зале сидели на деревянных скамьях и табуретах, столы вносили только на время трапезы.

Из средневековых романов известно, что в рыцарском сословии было принято заботиться о своем теле. Ушаты для мытья рыцари возили с собой или держали в спальне. В замках были специальные ванные комнаты, в которых мылись и парились. Для большинства рыцарей ванные комнаты долгое время оставались недоступной роскошью. Зато щетками, мылом, зубочистками пользовались почти все. Многие знатные дамы подводили брови, белились и румянились. После крестовых походов в Европу завезли с Ближнего Востока душистое мыло.

Между богатой знатью и простыми рыцарями из провинции существовала большая разница. В средневековой литературе упоминается, что изнеженные горожане морщились и зажимали носы в присутствии «вонючих деревенских рыцарей». Этому можно верить, потому что в большинстве замков было плохо с водой. В замках, построенных на высоких холмах и горах, не было колодцев, воду привозили издалека, расходовали скупо, мылись к большим праздникам. Зимой вообще было не до гигиены, лишь бы согреться... Грубые провинциалы презирали благоухающих аристократов, а те, в свою очередь, смотрели свысока на дурно пахнущую неотесанную «деревенщину».

Отхожие места - особая тема. В раннем Средневековье во многих монастырях была примитивная канализация: стоки отводили по каналам с проточной водой за пределы монастыря, в ручей или в реку. На ограниченном пространстве замка, да еще при недостатке воды, такая канализация не годилась. В замках устанавливали простейшие уборные - деревянные будки над глубокими рвами. Зловонная жижа из выгребной ямы просачивалась в колодцы и водосборники для дождевой воды. Обитатели замков пили загрязненную воду и часто страдали поносом. В ХII-ХIII веках у строителей замков вошли в моду уборные-эркеры. Каменные выступы пристраивали к наружной стене башни. Вход в эркер находился обычно между спальней и каминным залом, а рядом иногда делали умывальник - в углубление в каменной кладке наливали воду. Экскременты из уборной валились прямо в крепостной ров через шахту внутри стены. Отверстие шахты находилось низко, и со стороны его было не видно. Зимой, чтобы не выходить по нужде на холод, пользовались деревянными и глиняными ночными горшками.

Снабжение замка водой долгое время оставалось для рыцарей постоянной головной болью. Провести воду в стоящий на горе замок было очень трудно и дорого. В некоторых старинных замках сохранились колодцы глубиной 70-140 метров. Если не удавалось выкопать колодец, строили каменные водосборники для дождевой и талой воды. Для улучшения качества питьевой воды служили фильтрующие слои гравия и песка. В каждом замке были водоносы или водовозы, которые каждый день доставляли воду в заплечном бочонке или в водовозной бочке, запряженной ослом.

Одной из самых существенных привилегий высшего сословия в Средние века была возможность вкусно и досыта есть. Но стол бедных рыцарей мало чем отличался от крестьянской еды.

Ели в основном растительную пищу - кашу, хлеб, оладьи, белые булки, пили воду и пиво, а на юге виноградное вино. В отличие от простонародья рыцари часто ели мясо - свинину и дичь. Аристократы съедали в четыре раза больше мясной пищи, чем простолюдины. Рыбу употребляли преимущественно в постные дни, которых в Средние века насчитывалось более 70 дней в году. Небогатое меню пополняли огородные овощи, яблоки и груши, а также лесные орехи, каштаны и желуди. Перец, шафран, имбирь были простым рыцарям недоступны.

Одежда мужчин, женщин и детей в Средние века была почти одинаковой. Все носили длинные нижние рубахи, поверх надевали верхнюю одежду свободного покроя длиною до пят. Модные изменения резко критиковала Церковь, но покрой костюмов все же менялся. Мужское платье укоротили спереди до колен. Чтобы отличаться от простолюдинов, рыцари носили цветные одежды, особенно по праздникам.

Все праздники отмечали одинаково - обильными застольями. На пиру полагалось не только объедаться, но и вести приличную беседу. Гостей рассаживали за столом в соответствии с их общественным положением. Пиры продолжались много часов и состояли из десятков перемен - кушанья приносили поочередно.

С XII века главным событием в жизни рыцарей стали турниры. Однако на турнирах погибло так много рыцарей, что церковники требовали их запретить. Турниры запрещали много раз, но они прекратились только тогда, когда распространилось просвещение, и нравы и обычаи изменились

Уже к середине XII века рыцарство было полностью одето в кольчуги. На гравюрах того времени показано, что стальные кольчуги закрывали воина буквально с головы до ног: из них делали и наножники, и перчатки, и капюшоны. Эту гибкую стальную одежду надевали на кожаную или стеганую поддеву, предохраняющую от ушибов, а они могли быть очень чувствительными, даже если меч или боевой топор и не разрубал стальных колец. Поверх же кольчуги одевали полотняную тунику, предохраняющую доспех от порчи, а также от нагрева солнечными лучами.

Поначалу туника выглядела очень скромно, — она ведь предназначалась для боя, — но с течением времени стала роскошным, щегольским одеянием. Шили его из дорогой ткани, украшали вышивкой — обычно изображениями родового рыцарского герба.

Кольчужное вооружение было несравненно легче прежнего. Современники утверждали, что двигаться в нем было столь же легко и удобно, как и в обычной одежде. Рыцарь получил большую свободу действий в бою, был способен наносить врагу быстрые и неожиданные удары.

В таких условиях и большой, закрывающий чуть ли не все тело щит был уже, скорее, помехой: кольчужное плетение и так в достаточной степени защищало тело рыцаря. Щит, постепенно уменьшаясь, стал служить лишь дополнительной защитой от ударов копья или меча. Форма щитов теперь была самой разнообразной. На внешней стороне изображался герб, а с внутренней стороны укреплялись ремни, чтобы щит удобно и прочно держался на левой руке.

У прямоугольных или удлиненных щитов расположение таких ручек-ремней было поперечным. В шести— или восьмигранных, а также круглых щитах ремни располагались так, чтобы при ношении основание герба всегда оказывалось внизу. Самый широкий ремень приходился на предплечье, а самый короткий и узкий зажимался кистью.

Изменился и шлем, теперь он был не коническим, а кадкообразным. Нижними краями он опирался на плечи рыцаря. Лицо было закрыто полностью, оставались только узкие прорези для глаз. Появились и украшения на шлемах, сделанные из дерева, кости, металла — в виде рогов, огромных когтей, крыльев, железных рыцарских перчаток...

Однако и у такого вроде бы достаточно совершенного, надежного и удобного вооружения были свои недостатки. Кадкообразный шлем давал слишком мало воздуха для дыхания. В самый разгар схватки его даже приходилось снимать, чтобы не задохнуться. Сквозь узкие глазницы нелегко было ориентироваться; случалось, рыцарь не сразу мог отличить врага от друга. К тому же шлем никак не скреплялся с другими доспехами, и ловким ударом его можно было повернуть так, что перед глазами вместо прорезей оказывалась глухая сторона. В этом случае рыцарь был в полной власти противника.

Да и наступательное вооружение теперь тоже стало иным. В X веке защитный доспех легче было разрубить, чем проколоть. Но если противник защищен кольчугой, то рубящий удар вместо наклепанных на коже полосок железа встречает сплошную скользящую и висящую складками гибкую металлическую поверхность.

Здесь гораздо эффективнее был колющий удар, раздвигающий и пронзающий относительно тонкие колечки кольчуги. Поэтому меч обретает форму, более удобную для укола: лезвие заканчивается острым концом, а вся полоса клинка усиливается выпуклым ребром, идущим посередине от острия до самой рукоятки.

Такой меч ковался из стальной полосы шириной от 3 до 8 сантиметров, длиной до метра. Клинок был обоюдоострым, хорошо заточенным на конце. Рукоятка выделывалась из дерева или кости, защищалась небольшим крестообразным прикрытием — гардой, а заканчивалась утолщением-противовесом, чтобы меч было удобнее держать.

Носили меч в ножнах на левом боку на специальной перевязи, застегивающейся пряжкой. К концу XIII века меч, а также кинжал иногда снабжались тонкими, но прочными стальными цепочками, которые прикреплялись к рыцарскому доспеху. В бою было меньше шансов их потерять. У каждого рыцарского меча было свое собственное имя, словно бы у одушевленного существа. Меч рыцаря Роланда, героя знаменитой «Песни», именовался Дюрандалем, меч его верного друга Оливье — Альтклэром.

Другое главное рыцарское оружие — копье — стало длиннее. Расписанное красками древко достигало иной раз четырех метров, наконечник был, как правило, узким, четырехгранным.

Оружейникам теперь приходилось искать защиту именно от колющего удара. Как это нередко бывает, вновь пришлось вспомнить то, от чего вроде бы уже отказались — чешуйчатые доспехи. Правда, они неузнаваемо изменились.

Основой для дополнительного защитного вооружения послужила нарядная туника, которую надевали поверх кольчуги. Но шить ее стали из очень прочной материи, а то и из кожи. Сверху она однако покрывалась шелком или бархатом, а снизу подкладывалась металлической чешуей. Крепилась каждая из чешуек на отдельном штифте, причем концы штифтов пропускали наружу и золотили, а то и украшали драгоценными камушками.

Такое вооружение, дополнившее кольчужную рубашку, оказалось очень надежным, но и, разумеется, непомерно дорогим. Позволить его себе мог далеко не каждый рыцарь. Да и тот, у кого оно было, всячески его берег, используя больше не в бою, а на турнирах или торжественных придворных церемониях. Однако именно такое вооружение повлияло на дальнейшую эволюцию рыцарского доспеха.

Самым знаменитым рыцарем был Баярд Пьер дю Терайль. Его называли «рыцарем без страха и упрека», имя его стало нарицательным, синонимом чести, бескорыстия и воинской доблести.
Баярд родился недалеко от Гренобля в родовом замке в 1476 году. Династия Терайлей славилась рыцарскими подвигами, многие предки Баярда закончили свою жизнь на полях сражений.
Воспитывал его дед, который был епископом и дал мальчику хорошее образование и воспитание. Одним из главных элементов воспитания в школе в те времена была физическая подготовка. От рождения Баярд не отличался хорошим здоровьем и физической силой, поэтому отдавал много времени гимнастике и различным упражнениям.
С детства он мечтал посвятить свою жизнь служению Франции в качестве воина. С ранних лет Баярд привыкал носить тяжелое вооружение, вскакивать на коня без стремени, преодолевать глубокие рвы и взбираться на высокие стены, стрелять из лука и сражаться мечом. Всю жизнь он помнил советы родителей: надеяться на Бога, говорить всегда правду, уважать равных себе, защищать вдов и сирот.
По традиции службу Баярд начал пажом графа Филиппа де Бож. Став рыцарем, он участвовал во многих турнирах. Поединок Баярда с испанским рыцарем Иниго описан в романе Д'Адзельо «Этторе Фьерамоска, или Турнир в Барлетте»: «Баярд... первый выехал на арену на прекрасном нормандском гнедом жеребце; три ноги у жеребца были белые, грива черная. По обычаю того времени, он был накрыт огромной попоной, покрывавшей его тело от ушей до хвоста; попона светло-зеленого цвета с красными полосами, и на ней был вышит герб рыцаря; заканчивалась она бахромой, доходившей коню до колен. На голове и на крупе жеребца развевались султаны из перьев тех же цветов, и те же цвета повторялись на копейном значке и на перьях шлема...
Баярд сдержал коня против доньи Эльвиры и в знак приветствия склонил перед нею свое копье, а затем трижды ударил им в щит Иниго... Это означало, что он вызывает Иниго на три удара копья...
Проделав все это, Баярд отъехал ко входу в амфитеатр. В ту же минуту Иниго оказался на своем месте, напротив него; оба держали копье у ноги острием вверх...

Когда труба прозвучала в третий раз, показалось, что один и тот же порыв одушевил бойцов и их коней. Склониться над копьем, дать шпоры коню, ринуться вперед с быстротой стрелы было делом одной минуты, и оба всадника выполнили его с равной быстротой и стремительностью. Иниго нацелился на шлем своего противника; то был верный, хотя и нелегкий удар; однако, когда они поравнялись, Иниго подумал, что в присутствии такого высокого собрания лучше действовать без риска, и удовольствовался тем, что переломил копье о щит Баярда. Но французский рыцарь... нацелился в забрало Иниго и попал так точно, что, даже если бы они оба стояли неподвижно, он не мог бы ударить лучше. Из шлема Иниго посыпались искры, древко копья переломилось почти у самого основания, и испанец так наклонился на левый бок — ибо он к тому же потерял левое стремя,— что чуть не упал. Таким образом, честь этой первой схватки досталась Баярду.
Оба рыцаря продолжали скакать по арене, чтобы выйти навстречу друг другу каждый с другой стороны; и Иниго, с гневом отбросивший обломок своего копья, на скаку выхватил из бочки другое. Во второй схватке удары противников оказались равны... При третьей схватке... Иниго сломал копье о забрало своего противника, а тот едва коснулся своим копьем его щеки.
Снова зазвучали трубы и крики «ура!». Герольды объявили, что оба рыцаря отличаются одинаковой доблестью, и они вместе отправились к ложе доньи Эльвиры... Девушка встретила их со словами похвалы».

С конца XV столетия начинается эпоха заката тяжеловооруженных конных рыцарей. Нет, они по-прежнему участвуют в войнах, считаются силой, но новые виды вооружения приводят к появлению боеспособной пехоты и рыцарская конница начинает сдавать свои позиции одну за другой. Феодальное ополчение в значительной степени уступает свое место наемным войскам, а место тяжелой конницы занимает легкая. В XVI столетии французская армия уже состояла из постоянного войска и части наемников, рыцарское ополчение набиралось только на случай войны. Именно тогда Франция вела войны с Италией, и Баярд до самой смерти «не сходил с коня».
Он отправился с королем в поход на Неаполь. В частых, почти ежедневных сражениях, он проявлял чудеса героизма и всегда отличался высокой честностью. В одном из боев ему удалось взять в плен испанского генерала Алонзо де Майора. За его освобождение по обычаям того времени полагалось получить выкуп, но так как испанец дал честное слово, что не уйдет, пока не пришлют денег, то Баярд приказал освободить генерала от надзора. Но испанец ушел, а вскоре снова попал в плен, и, заплатив выкуп, стал рассказывать, что Баярд обошелся с ним очень строго и всячески клеветал на рыцаря. Тогда Баярд вызвал его на поединок, в котором испанский генерал был убит. Но это был редкий случай, когда поединок Баярд оканчивал смертью противника — его щедрость и великодушие были удивительными. Это знали и его противники. Однажды, преследуя разбитого врага, Баярд ворвался в Милан, где был взят в плен. Узнав, кто попал в плен, он был сразу освобожден без выкупа в знак уважения к его военным заслугам.

Не всегда удача была на стороне французской армии. В Италии французам не повезло и они отступили. Французы расположились на отдых на берегу речки Гарильяно, через которую был перекинут деревянный мост. Испанцы решили наказать французов за такую беспечность. Отряд в двести кавалеристов бросился к мосту, чтобы атаковать французов. Первым их заметил Баярд и бросился навстречу противнику. Испанцы шли по трое. Баярд защищал мост в одиночку до тех пор, пока не подоспела помощь. Испанцы никак не могли поверить, что им противостоял всего один человек, а король Франции дал в награду храброму рыцарю надпись на герб: «Один имеет силу целого войска».
Баярд участвовал еще во многих сражениях. В 1512 году он получил тяжелое ранение, а потом вновь оказался в плену. Его противники император Максимилиан и король Генрих VIII отпустили его без всякого выкупа. Император принял Баярда с уважением, а король предложил ему перейти к нему на службу, что было тогда весьма распространено. Но Баярд ответил, что у него «один Бог на небе и одно отечество на земле: он не может изменить ни тому, ни другому».
В 1514 году Баярд сопровождал в военном походе в Италию французского короля Франциска I. Он подготовил смелый переход через Альпы и в бою проявил такое бесстрашие, что сам король, которому исполнился двадцать один год, пожелал быть посвященным в рыцари рукою Баярда. Тот сначала отказывался от такой чести, но король настоял. После посвящения Баярд сказал королю: «Дай Бог, чтобы вы не знали бегства».
Вскоре Баярд получил от Франциска I командование ротой телохранителей. Такое отличие предоставлялось только принцам крови.

И снова походы, сражения, победы и поражения. В апреле 1524 году Баярд был отправлен в Италию для завоевания Милана. Поход успеха не имел, французы вынуждены были отступить к Альпийским горам через реку Сезию. Баярд командовал арьергардом. Он отдал приказ удерживать мост через реку, а сам бросился на врага. Пуля пробила ему бок и раздробила поясницу. Понимая, что скоро он умрет, Баярд приказал положить себя под дерево лицом к противнику. «Я всегда смотрел им в лицо и, умирая, не хочу показывать спину», — сказал он. Он отдал еще несколько приказаний, исповедовался и приложил к губам крест, который был у него на рукоятке меча. В таком положении и нашли его испанцы. К умирающему Баярду подошел Карл де Бурбон, перешедший на сторону испанцев и выразил свое сожаление о случившемся. Превозмогая боль, Баярд отвечал ему: «Не обо мне должны вы сожалеть, но о себе самом, поднявшем оружие против короля и отечества».
Как жизнь, так и смерть этого славного рыцаря была безупречной.

О посвящении в рыцари и клятве смотрите тут:
http://subscribe.ru/archive/history.dma … 40502.html

Уильям Маршал как образец рыцаря XII века.

XII век оказался не только свидетелем усиления самосознания среди рыцарского класса, но самосознания, которое стало частью европейской литературы. Рост грамотности сохранил грезы о рыцарях XII века как вдохновение для последующих романтиков.

Идеалы рыцарства и факты, позади этих идеалов, представляют достаточный исторический интерес.

Начнем с основного факта: аристократия XII века не была спокойным, комфортабельным высшим классом.

Это была беспокойная группа; одиночки и семейства, из которых состояла аристократия, были чем угодно, но не тихонями. Их делом и постоянным занятием была война. Лишь по сравнению с их коллегами X и XI веков, рыцари и лорды XII века выглядели более мирными.

Даже отдельные правители и их династии далеко не находились в спокойствии. Все аристократы или те, кто собирались ими стать, сражались за то, чтобы сохранить то положение, которым они обладали, или за то, чтобы получить его. Могущественные монархи, такие как английский король, могли ограничить частные войны и распри между его собственными подданными; но они по-прежнему зависели от своей способности сражаться.

Даже в свои наиболее добросердечные моменты, рыцари с энтузиазмом бросались в смертельные игры. Охота была практически ежедневным занятием. Добычей обычно был олень, но часто это были дикий бык или вепрь, любой из них мог с легкостью убить человека. Жаркая скачка за добычей и случайные стрелы нашли много своих жертв.

Другим занятием в “мирное время” были турниры. Турниры XII века не были похожи на более поздние рыцарские турниры или формальные поединки. Скорее это были учебные войны, в которых две или более групп конных воинов сражались друг с другом ради добычи или славы. Турниры отличались от настоящих сражений только по двум пунктам. Во-первых, вокруг турнирного участка существовала зона безопасности. Во-вторых, главной целью воинов было не убить или ранить их противников, а захватить их экипировку и их самих.

Турниры предоставляли рыцарям XII века возможность поупражняться в их воинском искусстве и приобрести или потерять славу и богатство, когда не было настоящей войны. Это было очень опасное развлечение, и оно было популярно среди так называемых “молодых”, юных рыцарей, которые еще не остепенились, чтобы содержать семью и управлять своим собственным домом. 

Воинственные манеры и образ жизни рыцаря XII века означали, что способные физически  люди постоянно рисковали своей жизнью. Знатное семейство могли легко исчезнуть в течение одного поколения, естественным образом или в результате насильственных смертей.

Пример: Анри де Бурбур, французский кастелян XII века, имел не менее 12 сыновей, все от одной жены. Семеро нашли себя в церкви; из оставшихся пяти, двое погибли в юности, другой был ослеплен на турнире, а последние двое оказались не способными обзавестись потомством. Дочь унаследовала все, и принесла все владения Бурбура потомкам своего мужа.

К бурной и непредсказуемой жизни высших классов добавлялись споры о собственности. Жизнь знатного человека была очень дорогостоящей. Единственной надежной формой состояния в XII веке было владение землей и людьми: иными словами, владение имениями, замками, право на правосудие, право на трудовые повинности крестьян и на пошлины с торговцев и горожан. Для простых рыцарей можно было существовать благодаря щедрости какого-нибудь покровителя или, став наемником, но каждый рыцарь мечтал о независимости, о владении достаточной собственностью, чтобы стать, по крайней мере, мелким лордом, о том, чтобы передать эту собственность своим сыновьям. Каждый аристократ мужского пола хотел закончить свою жизнь независимым лордом, отцом-основателем богатого клана, предком знатной династии.

Но не каждый смог воплотить свою мечту. В XII веке, даже для младших сыновей знатных семейств было трудно получить необходимую часть фамильного наследства. Знать осознала, что если они будут продолжать делить свои семейные владения между всеми наследниками, как это было прежде в обычае, целые кланы станут слишком бедными, чтобы подтвердить свой аристократический статус. Для того чтобы не допустить этого, право первородства постепенно стало действовать в Англии и Северной Франции.

По праву первородства, старший сын наследовал основную часть владений отца, сохраняя, таким образом, основу семейного могущества нетронутым. Другие наследники получали мало или вообще ничего. Младшим сыновьям обычно даже не позволяли жениться. Такие браки могли привести к появлению детей, которые могли бы оспорить привилегированное положение потомков старшего сына. Отказом младшим сыновьям в праве на женитьбу и возможность иметь законных детей, обеспечивалось более надежное продолжение династии.

Обеспокоенность сыновей Генриха II по поводу разделения его земель, отражало неуверенность знатных наследников. Как и менее значимые аристократы, они боялись бесславного соскальзывания вниз по социальной лестнице. Во многих семьях, младших сыновей ожидало тяжелое будущее. Эти юные воины отправлялись, чтобы найти собственный путь в мире, приговоренные страдать от проклятья вечной “юности”.

Как я уже упоминал, юность была четкой стадией жизни в XII веке: юным был молодой аристократ, который еще не был главой собственного дома. Жизнь юноши была во многом привлекательной, полной войн и турниров. Беззаботный молодой рыцарь мог найти в том или другом возможность доказать свою ценность как воина и заслужить славу и богатство. Когда сражение заканчивалось, место проведения турнира или военный лагерь становились фоном для впечатляющего потворства собственным желаниям.

Церковные писатели считали турниры почти столь же греховными, как и несправедливая война. Роберт Мэннинг, монах XIII века, говорил, что турниры, служили для рыцарей отговоркой от всех семи смертных грехов:

Гордыня, свойственна одним

Зависть, свойственна другим

Гнев, проявленный в бою

Леность, когда удовольствие заменяет собой молитву

Жадность, до лошади противника

И его лат.

Чревоугодие на пиру

И последующий разврат.       

Иными словами, они предоставляют все, чего могут пожелать энергичные юные рыцари.

Рискованная жизнь юношей притягивала многих старших сыновей, чьи отцы все еще были живы. Скучающие и расстроенные ожиданием своего наследства, они уходили или отсылались из дома, чтобы развлечься на турнирном ристалище. Часто наследника сопровождали юные рыцари – обычно сыновья вассалов его отца, которые должны были привыкнуть к его предводительству. В итоге, наследник, остепенившись, возвращался домой, чтобы жениться и завести потомство – если он не погибал до этого.

Примером такого ищущего приключений наследника является Генрих Молодой Король, старший сын Генриха II.

Для младшего сына, не было возможности жениться, вести семейную жизнь, иметь знатных потомков, если только он не сможет завоевать себе богатства своим мечом или найти юную наследницу или подходящую вдову, богатство которой, позволил бы ему превратиться из юноши в мужчину. Существование этого класса буйных, безответственных рыцарей делало их пушечным мясом своего времени, легко доступным для любого воинственного лорда. Они были основным составляющим крестоносного движения. Они обостряли жестокие стороны аристократической жизни, поскольку не существовало видов мирной деятельности, к которым они могли обратиться, без потери своего статуса.

Юноши оказали также и значительное культурное влияние. Романтический образ путешествующего рыцаря, появившийся в XII веке, идеализировал молодого рыцаря. Не случайно, приключения часто заканчивались женитьбой на прекрасной наследнице.

Мы можем почувствовать, что такое жизнь рыцаря, взглянув на карьеру Уильяма Маршала, вероятно наиболее успешного “молодого рыцаря” всего XII века.

Уильям Маршал родившийся в 1146 году, был четвертым сыном и ребенком от второго брака его отца; таким образом, хотя его отец был маршалом (королевским конюшим) Англии, а дядя графом, Уильям не имел наследства. К счастью для него, он был чрезвычайно успешен на турнирных полях, и смог использовать заслуженную там репутацию, чтобы занять место при дворе четырех английских королей, один из которых отдал ему руку одной из богатейших наследниц страны. Уильям закончил свою жизнь графом Пемброком и регентом Англии, правя от имени юного Генриха III.

Жизнь Уильяма Маршала была описана для потомства вскоре после его смерти в 1219 году, в анонимной поэме называющейся “История Уильяма Маршала”.

Местами она читается как роман, но рассказы, которые она содержит, это истории, которые запомнили его родственники и  друзья. Что делает поэму особенно интересной, это то, что истории были собраны для того, чтобы продемонстрировать, насколько Уильям Маршал превосходил всех рыцарей своего времени в доблести, чести и верности. Таким образом, история описывает не только исключительного человека, но идеал рыцарства, каким он виделся некоторым рыцарям XII и начала XIII веков.

Как четвертый сын, он не мог наследовать землю, но его отец сделал для него все что мог. Джон отправил Уильяма в Нормандию к его дяде, влиятельному человеку, который был камерарием Танкарвилля. Там Уильям обучался рыцарству. Сначала Уильям был не более чем обещающим учеником. Он стал известен в доме камерария главным образом из-за своего лодырничанья, обжорства и пьянства.

Однако, в 1167 году разразилась война между королями Франции и Англии. Это был большой шанс для Уильяма; он стал рыцарем, после чего отправился вместе со своим дядей на свою первую битву. Она произошла на мосту у нормандского города Дринкур. Уильям так жаждал славы, что вырвался вперед более опытных бойцов, чтобы ввязаться в бой. Как только он начал сражаться, он делал это превосходно, свалив и сбросив с лошади многих вражеских рыцарей.

В этой первой битве Уильяма постигла большая неудача: его единственный боевой конь был убит под ним. Уильям был так увлечен сражением, что пренебрег возможностью найти замену. На его безрассудство ему было указано тем же вечером на победном пиру. Уильям де Мандевилль, союзник камерария, насмешливо попросил молодого Уильяма о подарке – седле или уздечке с одного из коней, захваченных им.

“Но у меня нет ничего подобного”, ответил Уильям.

“Вздор,” сказал Мандевилль, “у тебя должно быть по меньшей мере четыре.”

Затем все засмеялись, потому что, несмотря на его огромный успех в битве, Уильям не остановился, чтобы захватить лошадей или пленников ради выкупа, так что он стал после битвы беднее, чем был прежде.

Уильям больше не повторял этой ошибки. Вскоре был заключен мир, и был объявлен большой турнир. Молодой Маршал участвовал верхом на коне, которого он выпросил у дяди, и в течение дня захватил нескольких рыцарей и их боевых коней. После этого, он никогда не оглядывался назад.

Уильям Маршал шестнадцать лет провел на турнирах, при случае участвуя в войне. “История” подробно рассказывает об этом периоде его жизни, и много говорит нам о турнирах того времени.

Например, хотя на турнирах происходило много сражений, и люди часто погибали на них, поэт в первую очередь представляет их как конное состязание. Любимой тактикой Уильяма было подскакать к противнику, схватить его уздечку, и, несмотря на его сопротивление, оттащить рыцаря от его друзей и за пределы арены, где Уильям вынуждал его сдаться и пообещать выплатить выкуп. Иногда жертва пыталась избежать плена, соскочив с коня, и убегая пешком. Однако, в этом случае, у Уильяма оставался боевой конь, наиболее ценный приз.

Уилям сражался великолепно, что он продемонстрировал на многих ристалищах. В одном из его ранних турниров, его одновременно атаковали пять рыцарей; они нанесли ему несколько тяжелых ударов, и попытались стащить его с лошади. Уильям вырвался, но обнаружил, что его шлем сидит на его голове задом наперед. Ему пришлось разорвать шнуровку шлема и снять его, чтобы вновь надеть правильно. Когда он закончил свое трудное дело, он услышал, как два опытных рыцаря говорят: “Любую армию, которую поведет этот юноша, будет трудно одолеть”. Воодушевленный, юный Маршал вновь бросился обратно в бой.

Уильям извлек большую пользу из своих турнирных успехов. В первую очередь, он обрел покровителя. Король Генрих II, наслышанный о его подвигах, выбрал его в наставники своему старшему сыну Генриху Молодому Королю.

Уильям и Генрих Молодой Король большую часть времени проводили на турнирной арене. Они собрали себе в поддержку группу безденежных рыцарей. Уильям и Генрих придумали уловку, которая давала им преимущество перед остальными участниками: они оставались сзади во время первого столкновения, после чего атаковали со своими свежими силами. Нам это кажется не совсем честным, но это приносило английским рыцарям большую часть приветствий и, конечно, множество лошадей и выкупов.

Однако, очень мало или вообще ничего из призовых денег оставалось в руках Уильяма. Поэт постоянно прославляет своего героя за его щедрость, и не без причины: когда Уильям покинул турнирную арену, вскоре после смерти Молодого Короля в 1187 году, он не только был без денег, но обременен долгом в 100 марок, в который влез его покровитель. Такое расточительство не считалось слабостью – наоборот, оно почти ожидалось от знатного человека.

Более прочной, чем его денежные приобретения, была слава, или уважение, которую заслужил Уильям. Но если следовать поэту, понятие чести XII века могло довольно сильно отличаться от нашей.

Есть история о турнире, где Уильям был отделен от своих сторонников, и, скача в одиночестве, он наткнулся на шестьдесят английских рыцарей, осаждавших пятнадцать французских воинов, загнанных в фермерский дом. Когда французы увидели Уильяма, они воскликнули, что хотят сдаться ему, поскольку, по их словам: “Ты более достойный человек, чем те, что хотят пленить нас”. Маршал немедленно принял их капитуляцию, чем возмутил осаждавших. Когда они запротестовали, Уильям ответил, что он принял капитуляцию французов, и если англичане хотят воспротивиться этому силой, они поплатятся за это. В итоге, он запугал всех их, и они разъехались.

Это выглядит очень высокомерным. Но этот случай использовался для демонстрации благородства Уильяма – его способности вызывать уважение. Французские рыцари были рады сдаться ему, нежели тем, кто столь сильно превосходил их числом; английские рыцари оказались не способны бросить ему вызов. Окончательным мерилом его благородства является то, что Уильям освободил пятнадцать французских рыцарей вообще без всякого выкупа – и они поклялись никогда не забывать этого доброго поступка.

Благородство Уильяма Маршала, его репутация как умелого предводителя и мудрого советника, вот что принесло ему удачу. Уильям не долго оставался без хозяина после смерти Молодого Короля. Генрих II быстро привлек его к своему двору, и предоставил ему фьеф. Уильям больше не был безземельным. Это отмечает новый этап в его жизни. Он перестал быть юношей – и по возрасту тоже, ему уже было за сорок.

Как только он получил свой фьеф и серьезно включился в политику семьи Плантагенетов, мы больше не слышим о его возвращении к турнирам. Добродетели, ожидаемые от человека в его положении, были несколько иными, на что ему, в одном эпизоде, в 1197 году указал король Ричард Львиное Сердце.

Армия Ричарда, в которой был и Уильям, штурмовала замок, и все складывалось плохо. Лишь один человек достиг верхушки стены, и ему грозила неминуемая опасность быть сброшенным вниз. Уильям заметил его незавидное положение, прыгнул в ров, вылез на другой стороне, вскарабкался по лестнице, и бросился ему на выручку. Действительно, он сражался столь яростно, что враг бежал и оставил ему стену, что дало возможность англичанам захватить ее. Когда Ричард увидел его после этого, его первые слова были: “Сэр Маршал, не годится, чтобы человек вашего ранга и доблести рисковал собой в таких подвигах. Оставьте их молодым рыцарям, которым нужно завевать известность.” Уильям Маршал в пятьдесят три года был все еще способен на великие деяния, но они больше не были уместны.   

Подходящей добродетелью великому барону была верность, и действительно, поэт показывает нам верность Уильяма во многих случаях. Уильям был одним из нескольких аристократов, который не бросили Генриха II, когда его жизнь подошла к жалкому концу. Уильям был активным защитником прав Ричарда, когда король был в крестовом походе. Уильям был верен королю Джону во время его последующей борьбы с баронами над Великой Хартией. В итоге Уильям Маршал был тем, кого умирающий Джон выбрал регентом и защитником своего девятилетнего сына Генриха III.

Но в рукописи есть и пятнышки. Когда Молодой Король был еще жив, Уильям поддержал его в мятеже против Генриха II. Более серьезный вопрос, это его политика после того, как французы захватили Нормандию у короля Джона. Уильям получил от Джона разрешение принести оммаж французскому королю за его нормандские владения; таким образом, его земли не были конфискованы, в отличие от большинства английских фьефов в Нормандии. Но когда позднее Джон предпринял экспедицию против Франции, Уильям отказался помогать каким либо образом, поскольку теперь он был также и вассалом французского короля. Это стало началом долгой вражды между Джоном и Маршалом.

В последствии, некоторые англичане, оглядываясь на регентство Уильяма, нашли много поводов для критики. Уильям, вместо того, чтобы уничтожить французскую армию, которая поддерживала баронов против Джона, заключил договор, позволившей ей уйти. Некоторые говорят, что он сделал это из-за того, что не хотел подвергать опасности принца Людовика, наследника французского трона и предводителя армии. Мэттью Пэрис, рассказывая об этом событии поколением спустя, говорит: “Уильям Маршал после этого был навсегда заклеймен как предатель”.

Я склонен принять сторону поэта. Притязания Уильяма Маршала на верность не были его патриотизмом, или его преданностью английской короне, а личной верностью его очередному повелителю. Он никогда не нарушал данного слова или верности своему повелителю, даже когда король Джон, который не доверял ему после Нормандского разногласия, годами пытался погубить Уильяма и всю семью Маршал.

По крайней мере, это версия, предоставленная его друзьями.

Более того, есть свидетельства, что такой тип верности встречал понимание и был оценен другими рыцарями. Когда Ричард Львиное Сердце занял трон, он сразу сделал Уильяма близким придворным и графом в придачу; и это несмотря на факт, что они недавно были по разные стороны в гражданской войне. Даже подозрительный Джон не смог найти более подходящего человека, чтобы доверить ему своего юного сына.

Парадоксальные мнения о верности Уильяма имеют простое решение. Уильям был верен, но он также следил за своими собственными правами – и некоторые из его амбициозных, стяжательских современников ставили ему это в вину.

Стоит отметить то, о чем не упоминает “История”.

В поэме нет рыцарской любви; есть лишь один рассказ, повествующий о том, как Уильям развлекал своим пением нескольких дам перед турниром, но нет ни следа самоотверженной, идеальной или романтичной любви. Уважение, которое он выказывал своей жене, во многом было связано с огромным размером ее наследства, и вытекающей из этого, ее политической значимостью.

Точно также, ничего особенно интересного не сказано о религиозных чувствах Уильяма. Уильям в один из моментов его жизни был крестоносцем, но, как не удивительно, поэма очень мало говорит об этом. С другой стороны, его религия отражается в щедрых дарах церкви, и связи с рыцарями тамплиерами, в лондонском храме которых он был погребен.

Слушатели “Истории Уильяма Маршала” не были заинтересованы в любви или религии. Их гораздо больше интересовал Уильям Маршал как образец доблести, благородства и верности.

Более важным, чем литературная достоверность работы, является впечатление, которое оказала жизнь Уильяма Маршала на его друзей. Они знали, что рыцари, подобно другим людям не были идеальными созданиями; каждый был подвержен первородному греху. Но Уильям Маршал заставил их поверить, что для рыцаря возможно прожить долгую, успешную жизнь в согласии с рыцарскими идеалами – их рыцарскими идеалами, не обязательно нашими.

Уильям Маршал важен для нас, как изучающих рыцарство, поскольку он был человеком, на которого они хотели бы походить.

О выкупе.(отрывки).

1.«Выкуп, как он понимался первоначально, есть цена, которую побежденные предлагают победителям за отказ от общепринятого права войны предать поверженного врага смерти или продать его в рабство».

2.«В XI веке лексический оборот «воины, попавшие в плен на поле боя» обозначал, как правило, только рыцарей. На пехотинцев и даже на сержантов из-за их низкой рыночной стоимости он не распространялся, так что воины, принадлежавшие к этим двум разрядам, принимались во внимание лишь изредка. Практика выкупа, получившая в течение XII века всеобщее распространение и признание, институировала плен как социальное учреждение, гарантировавшее сначала для рыцарей, а затем для прочих хотя бы минимум человечного обращения».

3.«Плен существовал всего лишь как гарантия того, что за пленного его родственниками и друзьями в определенный срок будет выплачена требуемая сумма. Состояние плена исключало тем самым дурное обращение с узником. Если последнее все же имело место, то происходило как бы нарушение договора и пленник становился тем самым свободным от выполнения собственных обязательств».

4.«...С самого начала, однако, длительность плена и условия содержания пленного находились в зависимости как от рождающегося кодекса чести, с одной стороны, так и от суммы выкупа и сроков его выплаты — с другой. Величина суммы колебалась в весьма широких пределах. Она, прежде всего, зависела от не всегда явных намерений победителя. Если он не желал отпустить на волю своего пленника, то назначал непомерно высокую сумму. Речь, впрочем, не всегда шла именно о денежной сумме. Как показано выше на одном из примеров, могли иметься в виду и женитьба, и передача крепости, и принятие вассальной зависимости, и заключение военного союза — в общем, все то, что победитель был в состоянии «выжать» из побежденного. Но начиная с XII века первое место в выкупе занимает все же выплата в звонкой монете. Под предлогом «наказания» победитель мог заломить огромную, выходящую за пределы разумного сумму выкупа. Однако распространение практики выкупа как своего рода экономической сделки вело к установлению и в этой области некоей средней нормы. За «рядовых» рыцарей было принято требовать такую сумму, которая не разорила бы их окончательно и не стала бы непреодолимым препятствием к их дальнейшему занятию военной профессией. Выкуп должен быть именно «разумным», соответствующим рангу пленных и их экономическим возможностям. С малоимущих и низшего ранга рыцарей брали по нескольку ливров, а иногда ограничивались удержанием коня и доспехов, что, впрочем, тоже могло стать причиной их разорения. Напротив, за персон высокого ранга или за тех, кого желали удержать в заточении, запрашивали значительные суммы... Император Генрих VI требовал 150 тысяч серебряных марок и передачу ему в вассальную зависимость Английского королевства от Ричарда Львиное Сердце, незаконно арестованного на территории Империи, когда тот возвращался из Святой земли..».
5.
(Принцип платежей).
«...королевской власти — треть, командованию — еще треть.
Рыцари-победители, захватившие в плен вражеских рыцарей, должны были передать их военачальнику, а последний — королю».

6.
«...В XIV веке Оноре Боне утверждал, что плененный рыцарь (равно как и захваченный город) принадлежал не только тому солдату, который его непосредственно взял, но также — его капитану и командующему армией. Он полагал также, что убить противника на поле боя — значит совершить поступок вполне законный, а вот убить пленника — совсем иное дело, противоречащее законам войны. Вместе с тем он установил следующее ограничение для общего правила: «как только противник сдался и сделался пленником, к нему следует относиться с милосердием, и его убийство становится актом незаконным... кроме тех случаев, когда он может, ускользнув или будучи освобожденным силой, нанести ущерб пленившей его стороне». Что касается выкупа, то Боне, ссылаясь на Гратьена, высказавшего убеждение в том, что недопустимо ни запрашивать баснословные суммы, ни принуждать к уплате выкупа вообще бедных рыцарей; размер выкупа, короче, должен быть «разумным»».

7.
«...Чтобы собрать необходимую для выкупа сумму, часто нужно было освобождать пленника, по крайней мере на время. В такого рода случаях обычно обращались к древнему институту заложничества: сын, брат или кто-нибудь из родственников замещали собой на установленный срок пленника, становясь тем самым гарантом выполнения соглашения. Заложник в замке рыцаря-победителя имел уже статус не пленника, а гостя...».

(с) Жан Флори, "Повседневная жизнь рыцарей в средние века". Часть 2, "Война", глава 8, "Законы войны и рыцарский кодекс".

Между прочим, обряд называется "акколада". Но я наткнулся на него вовсе не по рыцарским делам, а по музыкальным. Акколада - это специальная скобка, которая соединяет спереди две или более систем нотных линий.

Сюда добавила про лошадей рыцарских
еще о рыцарском коне

Взято здесь.

Особенно интересно - про шашки.

http://www.rosdesign.com/hobby/hobby_knight.htm

О рыцарях и гербах

Немного о пажах (иллюстрации).
пажи, несущие рыцарские шлемы. 15 век.

прислуживающие за столом (илл. из книги ?).