Индульгенция

Индульгенция (лат. indulgentia, «милость», «прощение»), как известно, в римско-католической церкви -  частичное или полное освобождение (разрешение) церковью верующего от наказания за грехи, и на этом основании - от соответствующего искупительного действия, покаяния, налагаемого на грешника священником. Основанием для индульгенции в средние века были совершение верующим какого-либо деяния (например, паломничества к святым местам) или приравненная к нему уплата определенной денежной суммы в пользу церкви. 

  В раннее средневековье, период перехода от публичного покаяния к частному (VI-Х вв.) формируются предпосылки будущей практики индульгенции. Систематизация исповедально-покаянного цикла, а также попытки, в условиях учащения исповеди, сократить чрезмерно длинные и тяжелые покаянные циклы, вели на практике к коммутации покаяния. Различные виды покаяния становятся, таким образом, взаимозаменяемыми, что в свою очередь вело к определенному изменению отношения к покаянию как таковому.

Другой предпосылкой возникновения индульгенции было то, что в процессе покаяния грешника важная роль отводилась заступничеству (посредничеству) церкви. В результате развития и взаимодействия этих элементов церковной практики и появляются первые индульгенции (впервые — в XI в. во Франции).
В них церковь (папы, епископы) официально, юридическим актом, заверяла верующих в своем заступничестве и на этом основании прощала часть или все покаяние отдельному лицу.

В отношении этих, «ранних», индульгенций считалось, что они действенны благодаря особой заступнической молитве за согрешившего. Эффект индульгенции, таким образом, был, как предполагалось, равносилен результату того или иного покаяния, как если бы оно имело место. Вместе с тем переход к практике индульгенций был медленным, и в течение долгого времени они рассматривались зачастую как уступка несовершенству людей, не способных на трудную искупительную работу. Историческим поворотным пунктом в развитии практики индульгенций было начало крестовых походов, всем участникам которых даровалось полное отпущение грехов — т.н. indulgentia plenaria.

С развитием практики дарования индульгенции значительную эволюцию претерпело отношение к ним теологов. Если ранние схоласты (Абеляр, Петр из Пуатье) подвергали практику индульгенций критике, то уже в кон. XII в. появляется ряд авторов, выступивших в ее пользу; однако детальной богословской базы практики индульгенций ими разработано не было.

Новая фаза богословского обоснования индульгенций связана с развитием учения о «сокровищнице церкви». Согласно этому учению, «сверхдолжные» заслуги Христа, Богоматери и святых составляют некий запас, из которого могут черпать остальные христиане. Распоряжается этим запасом папа римский. Учение о «сокровищнице церкви» изменило богословское восприятие природы индульгенций: они приобрели силу юридического акта, посредством которого папа распоряжался «сокровищницей». Теория эта получила развитие в трудах выдающихся теологов XIII в. — Альберта Великого, Бонавентуры и, в особенности, Фомы Аквинского. В ХШ-ХIV вв. индульгенций постепенно переходят в исключительное ведение папства; этот процесс завершился в 1343 г. принятием теории «сокровищницы церкви» в качестве официальной церковной доктрины католицизма.

В позднее средневековье количество индульгенций растет; при этом объем предписываемой искупительной работы (некоторое количество которой по-прежнему остается обязательным условием индульгенций) в целом уменьшается: так, в этом качестве могло предписываться посещение храма, прочтение нескольких молитв и т.д.

      По теории Фомы Аквинского, «снявшего» в своем учении об индульгенций исключительно важные вопросы об эквивалентности эффекта индульгенций стремлению достигнуть искупления количеству труда покаяния и его результату и т.д., индульгенции действуют только потому, что церковь обладает «избыточными» заслугами и может ими распоряжаться; нет прощения греха как такового, но святость одних превышает греховность других, что делает возможной индульгенцию. Авторитетные сторонники индульгенций приводили в их пользу следующий довод: индульгенций значительно облегчают спасение грешников,ибо те из них, кто стремится к искуплению, не в силах его достигнуть, поскольку сама природа толкает людей на новые прегрешения.

Нередко утверждалось также, как, например, в «Откровениях» св. Бригитты Шведской, что индульгенции неизмеримо более значимы для спасения человека, нежели личная праведность и духовные подвиги.   

Полный текст статьи

Индульгенция
Открытая православная энциклопедия.

Францисканцы

Францисканцы, (лат. Ordo Fratrum Minorum; «минориты», «меньшие братья») — католический нищенствующий монашеский орден, основан св. Франциском Ассизским близ Сполето в 1208 г. с целью проповеди в народе апостольской бедности, аскетизма, любви к ближнему.

Само слово \"монах\" происходит с греческого \"монос\" - один, сам.
К францисканцам это название не совсем подходит, ведь одна из главных идей Франциска - жизнь в общине, а не по одиночке.
Место пребывания братьев сам Франциск просто называл домом.

Св. Франциск Ассизский

История

В 1223 г. папа Гонорий III утвердил устав ордена в булле Solet annuere.
Основанием ордена францисканцев было положено начало нищенствующим орденам.

В ранний период францисканцы были известны в Англии как «серые братья»(«grey friars») или «голуби»(по цвету их облачения).
Вполне вероятно, что здесь речь шла о неокрашенной шерсти, имевшей коричневатый, сероватый или белый оттенок.
Во Франции их называли «кордельеры» (из-за того, что они опоясывались веревкой), в Германии как «босоногие» (из-за их сандалий, которые они носили на босу ногу), в Италии как «братья».

Устав ордена предписывал совершенную бедность, проповедь, уход за больными телесно и душевно, строгое послушание папе. Францисканцы были соперниками и во многих догматических вопросах противниками доминиканцев.
Как духовники государей XIII — XVI в., пользовались большим влиянием и в светских делах, пока не были вытеснены иезуитами. Наряду с доминиканцами францисканцы осуществляли функции инквизиции, которая была основана в XIII веке.

В 1256  папство предоставило францисканцам право преподавать в университетах.
Они создали свою систему богословского образования, породив целую плеяду мыслителей Средневековья и Ренессанса.
В период Нового времени францисканцы активно занимались миссионерской и исследовательской деятельностью, работая в испанских владениях в Новом свете и в странах Востока.

Орденское одеяние — серая шерстяная ряса, подпоясанная веревкой, к которой привязаны чётки,сандалии и круглый короткий клобук(от тюрк. колпак — шапка) — принадлежность облачения монаха, надеваемая на голову).

На фото  церквь св.Матиаса(г. Ойскирхен Германия), которая находится при монастыре братьев-Францисканцев.
и монашская сутана на кресте.
Францисканцы препоясываются белой веревкой с тремя узлами, которые символизируют три обета: послушания, целомудрия и бедности, - как знак всецелого посвящения себя Богу.

Известные францисканцы

# Св. Франциск Ассизский (1181/1182-1226) — основатель ордена

# Роджер Бэкон (ок.1214 — после 1294) — английский философ и естествоиспытатель

# Блаженный Дунс Скот (1265—1308) — философ-схоластик

# Франческо Петрарка (1304—1374) — итальянский поэт

# папа Климент XIV

# Бертольд Шварц (XIV в), считающийся изобретателем пороха

# Иоанн Капистриан (1386—1456) — святой, проповедник крестового похода против еретиков и турок.

# Педро де Сьеса де Леон (1520—1554) — священник, описавший завоевание Южной Америки и привезший в Европу картофель.

Английский монах-францисканец, профессор в Оксфорде, математик, оптик и астроном Роджер Бэкон занимался криптографией(закодированная рукопись) в середине XIII века в книге «Тайные опыты и недействительность магии» высказался достаточно откровенно, приведя несколько методов сокрытия тайны: пропуск гласных букв, использование метафор, букв из иностранных алфавитов и стенографических знаков. Конечно же его обвинили в черной магии и посадили на 14 лет. 
В XVI веке, после появления легенды о докторе Фаусте, его прообразом считали именно Бэкона.

Францисканцы в литературе

    * брат Вильгельм Баскервильский — главный герой романа «Имя розы» Умберто Эко
    * брат Тук — друг и сподвижник Робина Гуда
    * отец Луис Веласко — один из двух главных героев романа «Самурай» Сюсаку Эндо
    * брат Лоренцо — монах веронского монастыря Сен Дзено, один из героев трагедии Шекспира «Ромео и Джульетта»
http://sean-connery.narod.ru/rose20.html
http://www.gazeta.lv/story/2159.html
http://ru.wikipedia.org/wiki/Францисканцы

Восхвалять, Благословлять, Проповедовать (лат. Laudare, Benedicere, Praedicare)

Доминиканцы, Доминиканский орден, орден братьев-проповедников

неофициально Псы Господни, — католический монашеский орден, основанный испанским монахом святым Домиником.

Св. Доминик (1170—1221) родился в Испании, но долгое время жил в Южной Франции.
Туда он отправился, чтобы бороться проповедью с идеями еретиков-альбигойцев.
Во Франции у Доминика родилась мысль создать монашеское братство специально для противодействия всевозможным еретическим учениям и сектам. Чтобы бороться с еретиками, нужно очень хорошо разбираться во всевозможных богословских тонкостях.
Поэтому в отличие от францисканцев доминиканцы -или братья-проповедники, очень много времени и сил отдавали ученым занятиям. Монахи-доминиканцы славились своей ученостью и часто занимали кафедры в лучших университетах.
Доминиканцами были самые выдающиеся богословы XIII в., да, пожалуй, и всего средневековья — Альберт Великий и Фома Аквинский.

Монах-доминиканец проповедует перед народом. Миниатюра (XIV в.)

Орден быстро распространился во Франции (здесь доминиканцы поначалу назывались якобитами, потому что первая резиденция ордена в Париже была при церкви св. Иакова), Испании и Италии. Важнейшим направлением деятельности доминиканцев было углубленное изучение теологии с целью подготовки грамотных проповедников.
На первом генеральном капитуле в Болонье в 1220 году, доминиканский орден был объявлен нищенским: на его членов возложена обязанность отказаться от всяких имуществ и доходов и жить подаяниями. Одежда их белая, с черным плащом.

В трибуналах, допрашивавших и судивших еретиков, также главную роль играли «специалисты по ересям» — доминиканцы.
Обыгрывая название своего ордена, братья-проповедники иногда называли себя «псы Господни» (по-латыни — «домини канес»). Доминиканцы должны были просвещать мир, проповедуя истину, и вместе с тем, как псы, охранять церковь от ложных учений. Не случайно эмблемой ордена стало изображение собаки, несущей в пасти горящий факел.

Доминиканцы основали собственные учебные заведения (в Болонье, Кёльне, Оксфорде и др.), возглавляли богословские кафедры в университетах Парижа, Падуи, Праги и др. С XIII века доминиканцы развернули широкую миссионерскую деятельность, основали множество монастырей.
В 1318 году доминиканцы сумели организовать в Персии, находившейся под властью монголов, архиепархию.

Св. Доминик, стоящий на коленях у Распятия(фреска флорентийского монастыря Сан Марко 1438 - 1445)

Доминиканский орден имеет третью ветвь — терциариев, людей приносящих обеты, но остающихся в миру и живущих духовной жизнью ордена. Сам Доминик основал, под именем «Милиции Иисуса Христа», союз светских людей обоего пола, для защиты церкви и для стремления к нравственному совершенству.

Известные доминиканцы

Доминик (1170—1221) — основатель ордена

Альберт Великий (ок. 1193—1280) — философ-схоласт, богослов

Фома Аквинский (1225/1226—1274) — средневековый философ и богослов

Иннокентий V (ок. 1225—1276) — папа римский

Бенедикт XI (1240—1304) — папа римский

Екатерина Сиенская (1347—1398) — Учитель церкви

Средневековый немецкий естествоиспытатель, философ, богослов, алхимик и астролог Альберт фон Больштедт известен под именем Альберт Великий. Доминиканский монах со странной биографией и загадочной жизнью.

Альберт Великий сделал ряд замечательных открытий, в т.ч. он изобрел логарифмы.
Норберт Винер, отец кибернетики, считал его одним из прародителей современной кибернетики.
Книга Альберта Великого “Оракулы” дошла до нашего времени. Ныне она обрела подзаголовок “Алхимические загадки”.
В книге даны .сведения по алхимии и целый ряд предсказаний.
В “Оракулах” нет точных указаний на даты свершения событий. Предсказания изложены без подробностей.
http://ru.wikipedia.org/wiki/Доминиканцы
http://chudo.biz/607.html

Отредактировано иннета (10-09-2010 21:32:43)

Благочестивые путешествия

     В знаменитой сцене Страшного суда на портале собора Сен-Лазар в Отэне (Бургундия) скульптор XII в. изваял процессию праведников, восстающих из гробов. Среди них два паломника с посохами и кожаными сумками, украшенными крестом – эмблемой Иерусалима – и раковиной – атрибутом св. Иакова Компостельского. Над шествием избранных, которых спасло религиозное рвение, вырезана надпись: «Так воскреснет тот, кто не вел безбожную жизнь».
     Паломническое движение – одно из сильнейших проявлений набожности в эпоху, когда религиозная экзальтация выбрасывала на дороги тысячи людей. Посетивших «святые места», соприкоснувшихся с «подлинными» следами «горнего» мира ожидали отпущение грехов и самая драгоценная награда – вечное блаженство на небесах. «Странствия Господа ради» символически расценивались как духовный путь ко Всевышнему.
     Паломничество в средние века – удел многих и многих несчастных и отчаявшихся людей, их последняя надежда на перемену, к лучшему. Это не развлекательная прогулка, а суровый труд и долг, который требовал крайнего напряжения воли и сил. Даже для таких закаленных смельчаков-мореплавателей, как жители Исландии, хождение было тяжким испытанием:
«Аудун говорит:
– Я хочу совершить паломничество в Рим.
– Если бы не такое хорошее дело ты задумал, – говорит конунг, – то мне было бы не по душе, что ты хочешь уйти от меня.
   И вот конунг дал ему много серебра, и Аудун отправился в Рим с паломниками…
    Аудун шел своим путем, пока не пришел на юг, в Рим. Побыв там сколько ему захотелось, отправляется он обратно. Тут напала на него жестокая хворь. Отощал он страшно. Вышли тогда и все деньги, которые конунг дал ему в дорогу. Стал он побираться и просить на пропитание. Голова у него бритая и вид довольно жалкий.
    Аудун попадает в Данию на Пасху и прямо туда, где был тогда конунг… Но, увидев конунга и его разряженную дружину, он не посмел показаться ему на глаза. Конунг прошел пировать в палаты, а Аудун ел на улице, как – то в обычае паломников, пока они еще не бросили посох и котомку» («Об Аудуне с Западных фьордов»).
     Даже близкие с трудом узнавали в изможденном пришельце, покрытом пылью, босом и в лохмотьях, того, кто несколько лет назад отправился на поклон дальним святыням.
     Поистине «крестным путем» можно назвать путешествие в Святую землю. В 1102 г. по гористой дороге из Яффы в Иерусалим прошел англосакс Зеевульф: «Бесчисленное количество человеческих тел, совершенно растерзанных дикими зверями, лежат на дороге и возле дороги… Действительно, на этой дороге погибают не только бедные и слабые, но даже богатые и сильные: многие убиваются сарацинами, многие умирают от жары и жажды, многие от недостатка пития, многие оттого, что пьют слишком много» (Путешествие Зеевульфа в Святую землю (1102–1103) // Православный Палестинский сборник. Т. III. Вып. 3(9). СПб., 1885. С. 271)
      Но путников вела искренняя вера, что у могил христианских святых больные и калеки найдут исцеление, а горемычные – счастливую долю. Паломничеством искупали тяжкий грех, чаще всего против Церкви. Кающиеся шли в черной одежде, на железном браслете, в который была закована левая рука, позванивал кусок цепи. Этих встречали настороженно: кто мог знать, груз каких преступлений они несли в дальние края?
      «Странствия притягивали людей самых разных. Среди паломников мы встретим и высокообразованного, обладающего писательским дарованием монаха, и дипломата, внимательного к обычаям и нравам соседней земли, и купца, который устремляется в путь, чтобы замолить грехи бесшабашной своей и невоздержанной молодости, и крестьянина, что возвращается на родину едва ли не с единственной реликвией – выстиранной в Иордане рубахой: теперь он будет хранить ее в сундуке до смертного часа и завещает родственникам, чтобы в домовину положили именно в ней».
      Церковь предоставляла паломникам разные льготы, освобождала их от долговых обязательств, предписывала давать им пищу и кров.
      Паломники пользовались правом свободного прохода через разные страны, они не платили дорожных пошлин и имели много других привилегий. Именем «божьих странников», охраняемых церковным законом, было выгодно прикрыться многим «в пути сущим». В одеяния пилигримов рядились своекорыстные торговцы, послы, отправленные с тайным поручением, праздные бродяги, живущие попрошайничеством и мелким воровством, или люди, которые оказались не в ладах с законом и спасались от суда. Уже на исходе Средневековья к ним присоединились и пытливые путешественники, желавшие увидеть свет. Безусловно поощряли только благочестивую цель. Гонорий Августодунский (XII в.) в труде «Elucidarium» наставлял: тот, кто решается на паломничество из-за любознательности или суеты, «извлекает из него только ту пользу, что осматривает приятные места и красивые здания или приобретает тщетную известность, которой жаждал». Лишь паломничество в целях покаяния заслуживает признания, в глазах автора.

«Ромеи» и «пальмоносцы»

       Каковы бы ни были побудительные мотивы страннической тяги, они не должны заслонять главного: паломничества помогали обществу лучше понять окружающий мир, раздвигали его границы, открывали новые горизонты. Это – важное культурное явление эпохи. Вопреки тяжелым войнам с персами, арабами, а позднее с турками, несмотря на занятие мусульманами обширных областей Средиземноморья, безвестные пилигримы поддерживали связи между христианами Запада и Востока. Социальные масштабы паломнических передвижений возросли в период оживления общественной жизни в XI–XII вв. Они содействовали географическому познанию Земли и освоению слабо заселенных пространств. Паломническая литература, особенно путеводители-итинерарии, заключает ценные сведения о путях и городах Средневековья.
     Иногда пилигримы прокладывали новые маршруты, а их одиссеи растягивались на годы, порой на всю жизнь. Выходцы из Скандинавии, изучившие морской путь в Средиземноморье, плавали в Рим и Иерусалим через Гибралтар. Путешественники Запада не ограничивались посещением Святой земли, а уроженцев Востока притягивал не только Рим с его реликвиями апостолов. Они шли от города к городу, от обители к обители, переходили с одного материка на другой. К сожалению, о далеких паломнических экспедициях известно только из кратких и отрывочных упоминаний.
     Вот некоторые из них:

     

Для передвижений богомольцев восстанавливают старые и пролагают новые дороги и тропы. Вдоль них монашеские братства строят странноприимные дома – госпиции.
      Здесь, по стародавнему паломническому обычаю, путники могли омыть натруженные ноги, тут их кормили, снабжали провизией на дорогу и предоставляли ночлег. На капителях портала гостиницы около собора в Ле-Пюи (Овернь) изображен пилигрим: он получает хлеб и затем располагается на отдых. В глухих труднодоступных местах, у мостов, в деревнях предприимчивые люди строят постоялые дворы, лазареты и трактиры. Монастырские святыни, куда регулярно стекались потоки верующих всех рангов, превращаются в центры притяжения для окрестных поселений. Не случайно некоторые святилища предшествовали ярмаркам, например гробница св. Дионисия под Парижем.
      Паломники – организаторы первой европейской почты: богобоязненному страннику спокойно доверяли посылку или письмо. Пилигримы переносили с юга на север и с востока на запад сказания и песни, разнообразные сведения и слухи или выдаваемые за сущую правду рассказы о чудесах. Занимательными историями этих бывалых людей заслушивались и в рыцарских замках, и в придорожных кабачках. Одних волновали повествования о чужедальних землях, звали за моря. Более трезвые осуждали «бездельников блаженных».

     
    Когда ж из странствий возвратятся,
    Каких понарасскажут небылиц!
    Я слышал тех, что у святынь бывали:
    Что ни рассказ, то лжи нагроможденье,
    И с ложью, видно, свыкся их язык!
        Уильям Ленгленд

           Данте писал в «Новой жизни»: «Следует знать, что существует три названия для тех людей, которые путешествуют для служения Всевышнему: они называются „пальмоносцами", так как они отправляются в заморские пределы и часто приносят оттуда пальмовые ветви; они называются „пилигримами", когда идут в Галисию, так как гробница св. Иакова находится дальше от его отечества, чем усыпальницы других апостолов; они называются „ромеями", направляясь в Рим…».
       Прибывшие из Рима рассказывали о папском городе, где при нечестивом Нероне погибли за веру апостолы Петр и Павел: о темных коридорах катакомб, где покоились мощи раннехристианских мучеников, о вмещавших бесчисленные толпы базиликах с их стройными колоннадами, наборными полами из цветного камня и золотыми мозаиками, о превращенном в крепость Колизее – месте мученичества многих подвижников, преданных смерти языческими цезарями, о светозарном куполе Пантеона, преобразованного в храм Санта Мария деи Мартири. По достопримечательностям центра католической Церкви составляли путеводители, к примеру «Mirabilia Urbis Romae» каноника Бенуа. Велико было стремление побывать в Вечном городе, откуда часто уже не возвращались: «Бьярни уехал из Исландии, и предпринял паломничество в Рим, и в пути умер. Он покоится в городе, который называется Валери. Это большой город неподалеку от Рима» («Сага о Торстейне Битом»).
          Особенно приветливо встречали пальмоносцев: еще бы, они побывали за морем, видели долы Галилеи и холмы иудейские, посетили памятные места «священной истории» и принесли на родину в знак своего подвига пальмовую ветвь Палестины!
         В IX в. на северо-западе Испании появилось третье святилище огромной притягательной силы, которое затмило славу большинства европейских центров паломничества.

Источник: В.П. Даркевич. Аргонавты средневековья. КДУ. 2005 .

Церковь и религия
Л.Ф.Зальцман

Средневековье можно назвать «эпохой веры», а наше время — «эпохой вер». В Средние века на всей территории Западной Европы царила одна-единственная религия, проповедуемая католической Церковью, признанным главой которой был папа Римский. Самостоятельно размышлять над религиозными вопросами и исповедовать взгляды, отличные от позиции Церкви, не имел права никто; поступать иначе означало быть еретиком, то есть подвергать опасности свое тело в земном мире и рисковать своей душой в мире ином.

На протяжении всего Средневековья Англия вполне определенно принадлежала к католической Церкви; однако Англия не принимала вмешательства павы в свои дела с такой готовностью, как это делали другие европейские страны. На требование папы признать его своим верховным владыкой Вильгельм Завоеватели ответил недвусмысленным отказом. Когда Генрих II вел борьбу за подчинение Церкви государству в вопросах права, его поддерживало большинство населения — до тех пор, пока убийство Бекета не показало, что король окончательно сбился с истинного пути.
Решение короля Иоанна признать папу сюзереном Англии, хотя и было сочтено мудрым политическим шагом, многих задело за живое и пробудило недовольство.
При Генрихе III английские священнослужители свободно высказывались на тему папского вмешательства и налогообложения. При его преемнике, когда папа выказал намерение распорядиться шотландским престолом по своему усмотрению, бароны напрямик посоветовали ему не совать нос в чужие дела.

Со времен Эдуарда III английское духовенство и миряне становились всё более нетерпимыми к папской власти. Но это никак не отражалось на их вере, и до середины ХIV века ни один человек в Англии не сомневался в истинности религии своих предков — за исключением тех людей, которые потешаются над всякой религией, — и никто не представлял себе иного главы Церкви, кроме папы. Затем последовала страшная эпидемия «Черной смерти» 1349 г., которая оказала двойственное влияние на душевное состояние людей: одни охладели к религии и стали бездумно предаваться всем мыслимым и немыслимым грехам,  другие, напротив, с большей серьезностью обратили свои помыслы к Богу. Церковь в ту пору заботилась преимущественно о своих мирских интересах и погрязла в пороках, папский двор печально славился своей алчностью и распутством, к тому же католическая Церковь переживала раскол, вследствие чего появились двое противоборствующих пап, каждый из которых читал себя главой католического мира.

Когда Джон Уиклиф  выступил с решительной критикой пороков Церкви, его тотчас же поддержали многие ревностные католики — но не папа и не епископы Когда Уиклиф перешел к критике христианского вероучения и, в частности, выступил против догмата о «пресуществления» (то есть веры в превращение хлеба и вина, освященных в ходе мессы, в подлинные тело и кровь Христа), а также против культа святых и поклонения их мощам, то вновь как сам Уиклиф, так и его последователи, которые пошли даже дальше него, нашли восприимчивых слушателей, и в первой половине ХV века Англию заполонила ересь лоллардов.

Одним из пунктов учения лоллардов был тезис о всеобщем равенстве людей, тех же взглядов придерживалась и Церковь, как в теории, так и, в значительной мере, на практике. Теоретически Церковь была полностью демократической организацией. Сын крестьянина, став священнослужителей, мог достичь положения епископа или даже папы и возвыситься над всеми европейскими Государями. Единственный англичанин, когда-либо носивший папскую тиару — Николас Брейкспир (папа Адриан IV), — был сыном скромного горожанина из Сент-Олбанса, а кардинал Уолсей — сыном мелкого фермера. Даже у виллана был шанс достичь таких высот, если ему удавалось получить у лорда разрешение на принятие духовного сана. И в теории Церковь так же точна смотрела на всех мирян, будь то богатые или бедные, как на равных и равно карала их грехи, хотя в реальной практике церковных судов дело могла обстоять иначе, в чём можно убедиться на примере протоколов судебных заседаний.  В Кенте в 1292 г. в то время как простолюдины были приговорены к суровому наказанию, сэр Томас де Марина получил разрешение заплатить штраф, ибо рыцарю не приличествует подвергаться публичному наказанию». И все-таки Церковь была способна противостоять светской знати и старалась не допускать, чтобы сильные мира сего злоупотребляли своей властью над бедняками. И как бы далеко ни отклонялась Церковь от христианских идеалов, всегда было немало достойных священнослужителей, которые утверждали эти идеалы словам и делам и были оплотом истины и справедливости.
Другим пунктом, в котором практика существенно расходилась с теорией, было религиозное просвещение. Считалось, что каждый должен был знать  Отче наш, Символ веры и Богородицу на латыни или на английском языке. Тем не менее многие вырастали, не выучив даже такой малости, и ещё очень и очень многие не имели ни малейшего представления а смысле латинского богослужения, которое они регулярна слышали в своей церкви. И никого не удивляло, что священники зачастую были не более сведущими, чем их прихожане. На протяжении всего Средневековья раздавались сетования на удручающее невежество многих духовных лиц.

Инспекторская проверка, проведенная в 1222 г. в семнадцати приходах Беркшира, показала, что пятеро священнослужителей не только не понимают содержания мессы, но даже не могут ее пропеть, и, как свидетельствуют другие документы, такое положение дел не было редкостью. В 1552 г.епископ Купер выявил во время поездки по вверенным ему землям «десятки священнослужителей, которые не могли назвать автора молитвы Господней и не знали, где ее следует искать».

Использование латыни в качестве единого языка Церкви имело свои преимущества: тот, кто знал содержание мессы, всегда мог принять участие в богослужении, куда бы его ни забросила судьба. Оказавшись в Германии, во Франции или в Италии, англичанин в любом храме был как у себя дома, словно в церкви своего родного прихода. Однако нельзя забывать об очевидных недостатках: ведь для того, кто не понимал латыни и кому вразумительно не объяснили содержание службы, в его собственной приходской церкви всё казалось не менее чуждым, чем в далеких землях. Вот как изображает умонастроение своей паствы один известный проповедник ХIII века: «Мы не понимаем мессы, и потому не можем молиться с таким усердием, как нам следовало бы, мы не чувствуем того благоговения, как если бы понимали службу. В проповеди нам ясно каждое слово, но месса остаётся для нас загадкой нам не понять ни того, что читается, ни того, что поется, — мы не можем уразуметь смысл богослужения». Следствием невежества священнослужителей и народа было пренебрежение своими обязанностями со стороны духовенства и непочтительность со стороны паствы во время службы. Прихожане переговаривались и отпускали шуточки, они почти не утруждали себя тем, чтоб снять шапки или преклонить колена в кульминационный момент мессы, когда совершалось освящение хлеба и вина, о чем возвещал звон колокольчика за алтарём Св. Бернардино пишет «Есть немало невежественных людей, которые во время богослужения приходят в церковь из кабака в изрядном подпитии, иные из них и вовсе проводят время в ожидании у стен церкви, разговаривают о своих быках да о мирских делах и даже обмениваются непристойностями, они не заходят в церковь до вознесения Святых Даров, на которое глазеют безо всякого почтения: многие, а то и все, не снимают шапок, и едва ли кто преклонил колена, и вот, когда они с шумом ввалятся в храм, чтобы увидеть Тело Христово, то едва лишь ступив на порог и бросив один только беглый взгляд на Него уже поспешно прочь, словно увидели не Христа, а Дьяволом.»
Но если судьба была милостива, и приходу доставался сведущий священник, можно не сомневаться, что прихожане получали должные разъяснения и наставления, что все они знали содержание службы, понимали ее смысл и любили богослужения в своей церкви. В таком случае большинство прихожан начинали свой день с посещения ранней мессы в 6 часов утра. По воскресеньям и в дни праздников они должны были присутствовать еще и на торжественной мессе, начинавшейся в 9 или в 10 часов утра, обычно она сопровождалась проповедью на английском языке. Именно благодаря деятельности проповедников верующие получали религиозные наставления, и хотя до эпохи Реформации проповедь никогда не занимала такого места в службе, как позже при пуританах, она тем не менее играла очень важную роль в жизни религиозной общины.

Воскресенье было свободным днем, отведенным для церковной службы; по воскресеньям запрещалась любая работа, кроме той, которую действительно никак нельзя было отложить, например, приготовить пищу, подковать коня отправляющемуся в дорогу или убрать урожай. Торговля в этот день тоже была запрещена, однако, несмотря на постоянные запреты, воскресенье оставалось базарным днём и по воскресеньям же порой вершился суд.
В дни особо почитаемых святых, и прежде всего, в день того святого, которому был посвящен местный храм, тоже запрещалась работать, и поскольку по такому поводу жители прихода, в праздничном настроении ожидая службы, собирались около церкви. Там стали разбивать торговые палатки, поначалу в них продавали еду и напитки, чтобы прихожане могли подкрепиться, затем и менее необходимые вещи, а в дальнейшем этот обычай перерос в регулярные ярмарки. В тех случаях, когда имя святого, которому была посвящена церковь, оказывалось почти забытым, как нередко бывало в Англии после реформации, его зачастую удавалось восстановить. Для этого нужно было узнать, на какой день приходилась деревенская ярмарка, и выяснить, кого именно из святых почитали в этот день.

Центром религиозной жизни, естественно, была приходская церковь. Как правило, церковь первоначально строил лорд манора, и поэтому лорду принадлежало право предлагать кандидатуру священника, который именовался «ректор» или прихода; священник получал дом, земельный надел определенной величины (так называемую приходскую землю) и ежегодную денежную сумму, в основном собираемую в виде церковной десятины.
Уже в первые века христианства сложился обычаи, по которому каждый из верующих отдавал на служение Господу десятую часть своего имущества, десятую долю урожая, скота или доходов с торговли. Когда страна была поделена на приходы, право на эти десятины естественным образом закрепилось за приходской церковью.
На средства от церковной десятины приходских священник должен был содержать в исправности здание храма, помогать бедным и оказывать гостеприимство странникам. Некоторые приходские священники вынуждены были довольствоваться мизерной суммой и едва сводили концы с концами, но многие церкви имели богатый доход, в таких процветающих приходах священники, обычно, брали себе большую часть денег и перекладывали заботу о приходе на викария, т.е, на «заместителя», который выполнял эти обязанности за небольшую плату. Лорд манора нередко уступал свое право патронажа над церковью — право выбирать кандидата на должность приходского священника — какому-либо монастырю, и тогда монахи получали от епископа разрешение «присвоить» церковь, таким образом они становились его «ректорами» и могли назначать викария для управления приходом .
Обычно «ректору» доставалась «большая десятина», а именно зерно шерсть, а викарию — «малая десятина», то есть практически все остальное — от капусты да угольных копей.

Паломничество в Святую землю.
По книге Ж.Ришара "Латино-иерусалимское королевство". Евразия, СПб., 2002 г.

Успех первого крестового похода обеспечил новый подъем паломничества. Историки крестоносцев вспоминали чувство, с которым бароны Запада вновь обрели места, освященные Христом, Девой Марией и апостолами. Недостатка в чудесах также не ощущалось, и рассказы вернувшихся домой крестоносцев придали духу тем, кто еще колебался. И хоть из крестоносцев, отправившихся в поход в 1000 г., мало кто добрался до Востока, толпы пилигримов, жаждавших посетить Святые места, все чаще и чаще прибывали по морю.

Лучше всего для нас будет пролистнуть «путеводители», которыми пользовались пилигримы, необычайно интересные и трогательные своей наивностью одновременно. Что может быть более очаровательно, чем замечание «это весьма доброе паломничество», следующее за описанием той или иной святыни! К этому прибавлялись примечания «туристического» свойства: крокодилы Цезареи стоят того, чтобы сделать крюк и поглазеть на их логово, а заодно и на находящуюся по соседству с ними часовню Богородицы, «необычайно красиво расположенную и весьма почитаемую». И конечно, привлекательность путешествия на Восток наряду с богоугодностью паломничества могло только подстегнуть пилигримов отправиться ко Гробу Господню.

В первые годы молодого королевства Яффа была единственным портом, где высаживались пилигримы: тем более что это был самый приближенный к Иерусалиму город.

Но скоро Акра (Акко) выдвинулась на первый план, и именно ее наши путеводители указывают в качестве принимающего порта в рекомендуемых маршрутах.

«Дорога паломников» восходит в южном направлении к горе Кармель, откуда открывался вид на «Франшвилль», пещере и скиту Св. Дионисия, затем аббатству Св. Маргариты Греческой, где часовня напоминала о пребывании там Св. Илии.

Гора Кармель

Пещера пророка Илии

Недалеко от этого места Св. Бурхард основал монастырь Св. Девы Марии, где зародился орден кармелитов. Дорога шла возле моря, минуя маленькое поселение Анн, где, как говорили, были выкованы гвозди Креста — так же как неподалеку, в Кафарнаоне, отчеканили тридцать серебряников, за которые Иуда продал своего учителя. Еще дальше находился греческий монастырь Св. Иоанна, известный чудесами, которые там происходили.

Посетив могилу Св. Эуфемии, в Шатель-Пелерен, благочестивые путешественники спешили в Кесарию, где их глазам представала часовня центуриона Корнелия, «наследника Св. Петра на посту архиепископа Цезарейского», и могилы дочерей дьякона Филиппа.

Затем следовала часовня, где Мария Магдалина принесла покаяние; вслед за этим пилигримы попадали через Арсуф в Яффу, где им показывали причал, откуда «св. Яков Галисийский (Компостельский)» отправился в Испанию.

Из Яффы путь вел в далекий монастырь Св. Екатерины на Синайской горе,

о котором рассказывало множество привлекательных легенд: как и монахи, животные из самой пустыни питаются только маслом, проистекающим из гробницы святой, и «манной, которая снисходит на гору», по пути можно было в Гадре (Газе) почтить память Самсона, который унес на плечах двери этого филистимлянского города.

Но Яффа была прежде всего вратами Иерусалима, откуда две дороги вели в Святой Город'. путь через Рамлу, менее безопасный, рекомендовали выбрать из-за необычайно древней часовни Св. Абакука; на другом дороге, пролегавшей мимо Лидды, Св. Петр воскресил Табифу, служанку апостолов, «и это — прекрасное паломничество из-за церкви необычайной святости и чудес, свершенных там Св. Георгием»

И на подходе к Иерусалиму паломник на каждом шагу встречал новые святыни: ворота Св. Стефана напоминали о побивании камнями первого мученика, Св. Гроб состоял из Циркуля (гробницы) и Круга (где было положено тело Христа перед его погребением). Перед паломником представали Голгофа с колонной бичевания, место, где нашли Св. Крест, темница Господа, снотворное изображение Девы Марии (Египетской), церковь Св. Марии Латинской, место, где рыдали святые женщины, Храм и Святой Холм, жертвенный алтарь Авраама, церковь Св. Иакова, возведенная на том месте, где претерпел мученическую смерть первый епископ Иерусалима. Затем следовал алтарь, где был умерщвлен Захария, сын Барахии, «Купальня Богородицы и Господа Нашего», изваяние Св. Симеона, Сионская гора, где умерла Пресвятая Дева, место трибунала Каифы, часовня Св. Духа — с Сенаклем, купелью Силоэ, поле Хакелдама, Кедронский ручей, где Давид собирал камни, которыми потом сразил Голиафа, Гефсиманский сад и Оливьерская гора, с отпечатком ноги Иисуса, «часовня Св. Пелареона,  место, где росло дерево, из которого сделали крест, Иосафатская долина, с изваянием Пресвятой Девы и множество иных мест, ставших святынями из-за связанных с ними воспоминаний или происходивших там чудес. Уже одного их перечисления было достаточно, чтобы сделать желанным паломничество в Иерусалим и притягивать толпы людей со всех уголков христианского мира к Святому Граду, несмотря на опасности, подстерегавшие их на долгом пути! Однако автор «путеводителя» позаботился о том, чтобы пилигримов не постигло разочарование при виде незначительных размеров городов, где находилось столько святынь: «города там, — пишет он, — не большие, маленькие».

В западной Европе, в особенности во Франции, нередко можно встретить скульптурные группы, возвышающиеся вдоль дороги.
Они называются Calvaire («кальвер»), то есть «Голгофа».

Такие придорожные кресты могут включать эпизоды Страстей, полный набор действующих лиц сцены Распятия: то есть три креста со Спасителем и двумя разбойниками,  Иоанном и Девой Марией у подножья, так и состоять из единственного креста.

Вот они, типичные кальверы:

А вот совсем простые:

  Основание креста обогащается сценами жизни Христа или Девы Марии и может иметь иногда монументальные размеры.
Некоторые кальверы состоят из сотен маленьких фрагментов, представляя собой настоящие "Евангелия в камне", предназначенные в былые времена для религиозного просвещения народа.
Кресты,что ставили на перекрестках пешеходных дорог, отмечали странникам путь.

http://www.liveinternet.ru/users/lepoilu/post51613803/
http://www.frmoi.eu/index.php?lng=ru&am … n.bretagne

Отредактировано иннета (29-05-2011 03:11:58)

Святой Дунстан, архиепископ Кентерберийский

Родился ок. 909 г. в благородной семье в Гластонбери (юго-восточнее Бристоля, Англия).
Состоял в родстве с саксонским королевским домом. Был воспитан шотландскими (ирландскими) монахами своего родного города и изготовлял даже колокола, органы и распятия.
Вследствие интриг завистников он потерял первоначальное расположение короля, его дяди, Athelm.
И это и болезнь побудили его стать монахом и священником Гластонбери. Там он несколько лет прожил в тесной келье.
    При короле Эдмунде в 945 г. он стал настоятелем и был для него и его приемника короля Эльреда уважаемым советником.
Ввиду того, что он следующего короля Эдвина порицал за безнравственную распутную жизнь, ему пришлось провести 2 года в ссылке в Генте (Фландрия).
     В 957 г. При короле Эдгаре он стал епископом в Worchester и 961 архиепископом Кентерберийским как преемник св. Одо.
Папа Иоанн XII произвел его в легаты Св. трона.

Дунстан с успехом боролся за улучшение нравов в среде духовенства и в народе, реформировал монастыри и добился синодального постановления, согласно которому монахи при кафедральных церквах должны были иметь право избрания епископа.
Духовенство должно было также служить какому-нибудь ремеслу, в том числе художественному, чтобы быть в состоянии и в этом отношении наставлять народ.

Дунстан имел большое влияние на короля Эдвина и когда он однажды подверг порицанию какой-то его поступок, король принял это близко к сердцу и обнаружил искреннее раскаяние: в течение 7 лет не надевал свою корону и основал женский монастырь Shaftesbury. Дунстан умер 19.5.988 г. и в 1012 г. часть его реликвий была перенесена в Гластонберг.

кусок на пергамента с изображение Св.Дунстана. Находится в церкви Св. Дунстан, Уокинг , Суррей.

Изображался: как епископ, окруженный ангелами (по легенде, ему ангелы явились в видении, и при этом он слышал небесное пение; он покровительствовал церковному пению и сам играл на арфе); с клещами (символ его ремесленных навыков, в особенности в работе с металлом; по легенде, он однажды сатану ущипнул клещами за нос).
Эмблема Святого Дунстана, покровителя кузнецов и ювелиров – разжатые щипцы.

витраж в Кентербери. Дунстан с этими самыми щипцами.

Мифы и легенды: В христианстве существует легенда о Дунстане, святом покровителе кузнецов и ювелиров.
Однажды в его кузнице появился дьявол и потребовал подкову для своего копыта.
Дунстан узнал дьявола и стал подковывать его так болезненно, что тот запросил пощады. Дунстан освободил дьявола только после обещания, что он никогда не посетит место, где есть подкова.

http://www.dunstan.uzhgorod.ua/

Паломники      
по книге Е. Костюкович "Вкус итальянского счастья"

      Представление об Италии как о пространстве постоянного движения, вроде гигантского аэропорта — людские потоки текут, дробятся на рукава, получают сведения и рекомендации, движутся в указанных направлениях, теряются в незнакомой местности, нервничают, доверяют советчикам, тащат тяжести, проходят проверки, покупают сувениры, бурлят около вывесок с информацией, застаиваются в точках, где есть еда или где надо получать подорожные грамоты... и снова текут по предписанным маршрутам, а потом сменяются новыми путешественниками, — это представление имеет двухтысячелетнюю историю.
     Через Италию проходили крупнейшие средиземноморские пути. Но важнее всего — что по Италии с VIII по XII в. пролегала дорога на Святую Землю. С XIII же века Италия стала для всех мировых христиан уже не просто страной, лежащей на пути в Иерусалим, а самодостаточной, главной и основной целью религиозного паломничества.
    Организованная система паломничеств в Рим создана в конце XIII в. Именно в это время Римская церковь разработала и внедрила систему индульгенций и рекомендуемых маршрутов для искупительных и богомольных походов, изобрела Чистилище и ввела в религиозную практику юбилеи.
     До того времени христиане по-иному воображали себе промежуточное (не райское и не адское) загробное бытие. Они верили, будто существует преддверие рая, накопитель, который именуется «прохлады». Это слово бытовало и в России. У Даля мы находим аналог понятию «refrigerium»: «Прохлада — покой, нега, обилие, жизнь в довольстве, утеха. Дай вам Бог век в прохладе жить, нужи не знать!» В России тоже понимали радость «прохлад», но все же думается, что позитивное представление о холоде имело причины бытовать в обстановке средиземноморского летнего пекла...
     Промежуточное состояние души описано даже в Ветхом Завете («Лоно Авраамово»). Но когда Католическая церковь предложила прихожанам идею Чистилища, а Данте тотчас же прославил и увековечил эту идею в своем глав¬ном творении — «Комедии», — стало видно, что промежуточное состояние у католиков — это не то что у евреев. У католиков Чистилище — не ожидание Рая, а продолжение Ада. Это не прохлады, а, как мы видим у Данте, мытарства.

Гора Чистилища и все круги Ада по Данте

        Чистилище отличается от Ада тем, что мучение в Чистилище не бесконечно, как в преисподней, а дозируется пропорционально грехам. И что самое главное, доза мук покойника может быть сокращена и даже обнулена в зависимости от размера молитвенного искупления — или денежного выкупа, — поступающего из мира еще пока живых его родственников и друзей.
     Такие загробные перспективы меняли самосознание той части общества, которая двигалась наверх в динамичных городских средах раннего Возрождения, то есть нарождающегося среднего класса. До тех пор профессия, к примеру, купца являлась прибыльной, но идейно невыдержанной. Отождествляемые со стяжательством и ростовщичеством, банкиры и купцы обрекались Аду. XII-XIII вв. предложили обществу новую троичную формулу «Ад-Чистилище-Рай», а следовательно, возможность все-таки спасти свою бессмертную душу, даже быв при жизни деятельным индивидом: банкиром или негоциантом, откупщиком, застройщиком. Спастись можно было, избрав один из двух способов: либо еще при жизни воз¬вратить нажитое имущество человечеству (то есть Церкви), либо уполномочить на то своих наследников, предписав им поступиться частью богатства, отдать ее той же Церкви и тем откупиться за покойника.
       

Свидетельство о получении индульгенции, датированное 19 декабря 1521

      Агитация в пользу паломничества римского (вместо иерусалимского) началась, как было сказано, в XIII в.
      В 1240 г. Папа Григорий IX объявил индульгенцию тем, кто определенное количество раз помолится в базиликах Св. Петра и Св. Павла. А с XIV в., после того как в мае 1291 г. пала Акка (Saint Jean dAcre), последний оплот христиан на востоке, рекомендацию посетить Гроб Господень полностью заместило приглашение в Рим. И хотя для Данте тема паломника все еще остается связанной с темой Палестины и его пилигримы идут именно из Иерусалима: -Как жезл приносят с пальмовым листом...» (от «пальма» и русское «паломники») — тем не менее, чем дальше, тем вернее Рим превращался в «Новый Иерусалим». В Рим были перенесены благодатные дары и из Святой Земли, и из Константинополя. Полагалось прийти хотя бы раз в жизни в Рим, желательно пешком, по специальным паломническим трактам, и поклониться знаменитым мощам в установленных для этого семи церквах.
       Образ Рима как моральной столицы христианства сформировался за тысячу лет до того, в пору, когда прославились главные римские святыни — и прах ближайших апостолов Христа Петра и Павла, и реликвии, относящиеся к самому Иисусу. Елена, мать императора Константина Великого, в III — начале IV в. перенесла в Рим из Иерусалима несколько реликвий, которые она «обрела при помощи чуда»: таившийся в земле Христов крест, гвоздь распятия, два шипа из тернового венца и дощечку «Иисус Христос Царь Иудейский» на еврейском, греческом и латинском языках (ныне в соборе Св. Петра). В Риме, при храме Св. Иоанна Латеранского, находится и Святая Лестница из дворца Понтия Пилата в Иерусалиме, по которой совершается восхождение только на коленях и к которой примыкает заповедная и таинственная молельня пап — Святая Святых, Sancta Sanctorum. Вход туда невозможен, посетителям позволяется только заглянуть сквозь решетки окошек, прочесть надпись «Non est in toto sanctior orbe locus» («Не существует более святого места в мире»).

Рим. Святая Лестница.

Из Святой Земли поэтапно были принесены в Рим и земля с Голгофы, и столб бичевания Христа (в церковь Св. Евпраксии), и ясли из Вифлеема, куда был уложен новорожденный Христос (церковь Санта Мария Маджоре), и доска от стола Тайной вечери (там же), и копье, пронзившее грудь Спасителя (храм Св. Петра), и платок с отпечатком его лица, отертого во время крестного пути (так называемый плат Вероники — до 1608 г. в храме Св. Петра), и несколько нерукотворных образов, и усекновенная голова Иоанна Крестителя (она хранится в церкви Св. Сильвестра).
          Сын Елены, первый император-христианин Константин, ни о чем, похоже, так не заботился, как об учреждении достойных мест хранения для реликвий, перенесенных его матерью. При Константине, в IV в., были заложены те самые четыре основные римские базилики, которые и доныне являются обязательными этапами паломничества. Эти базилики символизируют, по происхождению главных своих реликвий, святые для христианства места мира: храм Св. Иоанна — Иерусалим, Св. Петра — Константинополь, Св. Павла — Александрию и Св. Марии — Антиохию, город, где впервые, по свидетельству «Деяний апостолов», было введено в употребление слово «христианин». Вообще для полноценного паломничества полагается довести число церквей до семи, то есть обойти все семь взгорий Семихолмного Града, и добавить к основным четырем еще и церкви Св. Креста Иерусалимского, Св. Лаврентия и Св. Себастиана (две последних — входы в древнейшие катакомбы, в которых первые христиане скрывались от преследований и хоронили своих усопших).
         Наилучшим вариантом считалось такое паломничество, которое включало бы лицезрение Папы.

Карпаччо Витторио. Встреча паломников с Папой

         

Постепенно в католическом пропагандистском арсенале заняла свое место и красивая идея «блаженной смерти» в Риме — та самая, что «на слуху» у русских читателей благодаря знаменитой фразе Н. В. Гоголя: «Нет лучшей участи, нежели умереть в Риме; целой верстой здесь человек ближе к божеству».
        Согласно церковной теории, смерть в Риме удобна для благого постмортального существования по следующей причине: из Рима душам блаженных покойников, а также раскаянных и милованных грешников ближе добираться до рая. Дело в том, что несколько римских церквей оснащены святыми дверьми, непосредственно ведущими в рай.

Собор св. Петра в Риме. Святые Врата.

        Такие Святые Врата имеются в четырех главных городских базиликах (то есть храмах о пяти нефах и пятидверях). Они есть в соборах Св. Петра, Св. Павла, в Большом соборе Св. Марии (Santa Maria Maggiore) и Св. Иоанна на Латеране. Пятая входная дверь в этих базиликах постоянно закрыта, даже заложена кирпичами. «Разбивает» эти кирпичи (то есть наносит первые три символических удара) молотком лично Папа при провозглашении каждого юбилейного года. Весь год юбилея сохраняется возможность ускоренного попадания через эти ворота в Рай, когда юбилей кончается, двери наново закладывают.
       Дата первого объявленного христианского юбилея — 1300 г. Это был удачный момент для формирования объединяющего всех христиан ритуала. Окончание XIII в. породило брожение в Европе, приблизительно так же, как это было и в тысячном году. Повсеместно распространились голод и нищета, ожидался конец света, преобладали аскетические настроения. На приоритетное место среди монашеских конгрегации вышел францисканский орден, где бедным и неимущим отводилось в общественной иерархии самое престижное место. Эсхатологические настроения создавали удачную обстановку для новой теории об отпущении грехов всем без исключения людям, которые, не имея возможности выплатить прижизненную контрибуцию за будущее блаженство, вместо этого потрудятся ногами, лично прибудут в Рим именно в течение 1300 г. и примут участие в торжественных шествиях и демонстрациях. Папская булла от 22 февраля обещала полное отпущение грехов тем, кто в течение любых четырех недель того года будет ежеденно молиться в римских базиликах Св. Петра и Св. Павла. Храмы для юбилейных паломничеств были назначены и за пределами Рима.
           Это высеченный в скале в X в. паломнический храм Михаила Архангела в Монте-Сант-Анджело (провинция Фоджа) на полуострове Гаргано на горном мысе, вытянутом в Адриатику к Македонии. Вблизи храма, по преданию, являлся паломникам архангел Михаил, чтимый в древности как символический двойник Христа Карающего из Апокалипсиса. Это и храм Св. Иакова (Сантьяго де Компостела) в Испании, на месте погребения перенесенных из Иерусалима останков апостола Иакова.

Мир, любовь и милосердие - добродетели семихолмного Рима

       

Путь «ромео» редко бывал легким. Прежде чем отправиться в дорогу, пилигрим писал завещание, согласовывал с женой длительность и формы ее возможного будущего вдовства, раздавал долги, со всеми мирился, получал благословение у священника и облачался: ритуальный плащ, сандалии, посох, сума. Паломники, шедшие из Испании, прикалывали к шапке найденную или купленную компостельскую раковину. Возвращающиеся из Иерусалима несли ветвь пальмы, а ходившие в Рим приделывали к головному убору бляху с изображением нерукотворного образа Христа (плат Вероники).
        Со всех концов Европы, из Северной Африки, из Азии в Рим протянулись пути ромеев. Янтарный с Балтики через Тироль; Норманнский из Византии и Малой Азии через юго-восток Италии, Апулию, через край норманнских замков и норманнских соборов. Норманнским (варяжским) же путем приходили жители Причерноморья. Эмилианский путь (вия Ромея) вел с Балкан и из Восточной Европы через Аквилею и Фриули, потом через Венето и Романью. Францигенский путь шел из Британии через Францию и альпийский перевал Св. Бернарда.
       Францигенский маршрут был впервые намечен в период существования лангобардского королевства на территории Италии (568-774). Лангобарды строили эту дорогу, чтобы связать провинцию Тоскана (Tuscia) с долиной По (Padania). Древние римляне связать эти районы не подумали, им эта коммуникация была не нужна — у них все дороги вели в Рим. Лангобарды, конфликтовавшие с Византией, предпочитавшие держаться от Восточной Римской империи подальше, решили провести дорогу на Европу по крайнему западу Италии. Именно лангобарды расчистили опасный путь по апеннинскому перевалу Чиза, восстановив римскую дорогу, которая в давние времена связывала Лукку и Парму, и дотянули ее до западной оконечности дороги Эмилия. По расчищенной, расширенной, пропущенной через туннели, во многих местах вымощенной наново и оборудованной инфраструктурами дороге с VIII в. пошли пилигримы, направлявшиеся в Святую Землю. Когда в IX в. на смену лангобардам в Италию явились франки, дорога получила еще большее значение и приобрела имя «Francisca» или «Francigena», что значило «построенная франками». Это звучало эффектно, но с исторической точки зрения несправедливо.
      Францигенскую дорогу, конечно, можно назвать главной пилигримской дорогой человечества. По ней шли и те паломники, которые направлялись в Палестину, и те, кто потом плыл в Испанию, к святилищу Сантьяго де Компостела (туда отплывали из Лигурии на кораблях Генуэзской республики, от причала Санта Маргерита Лигуре, где и сейчас стоит собор Св. Иакова для напутных служб). Неудивительно, что Францигенский тракт служил для сухопутных перевозок товаров во Францию, в Англию, в Голландию. Значит, вполне естественно, что вдоль этой трассы расположились самые богатые, самые культурные, самые просвещенные и изысканные в кулинарном отношении зоны Европы — и средневековой, и возрожденческой, и барочной.
       

Именно по таким трактам к Риму тянулось, казалось, все население Европы. Флорентийский историк Гульельмо Вентура утверждал, что в первый юбилейный год Рим посетили два миллиона человек. Цифра эта, наверное, преувеличена. Но бесспорно, что в некоторые дни наплыв составлял одновременно не менее тридцати тысяч. Вот что творилось, по словам Данте Алигьери, на единст-венном мосту, ведшем через реку к храму Св. Петра:

Соте г Roman, per Fesercito molto, Пanno del Giubbileo, su per lo ponte Hanno a passar la genie modo tolto:
Che da un lato tutti hanno la fronte Verso il castello, e vanno a Santo Pietro; DaU'altra sponda vanno verso il monte...

Так римляне, чтобы наплыв толпы, В год юбилея, не привел к затору, Разгородили мост на две тропы,
И по одной народ идет к собору, Взгляд обращая к замковой стене, А по другой идут навстречу, в гору...'

        Реки людские, реки дукатов втекали в городские стены в пышные праздничные годы. В парадоксальном контрасте с аскетичным содержанием события, от юбилея к юбилею город все блистательнее сиял, все роскошней украшался. На полученные от миллионов туристов доходы мостились улицы, приобретались статуи, создавались коллекции, оборудовались дворцы, и всего было мало, и все преумножалось, удесятерялось в новую круглую дату, и у церковников, и у горожан шли кругом головы от блеска мраморов и сверкания позолот.
         Именно к юбилеям приурочивались самые гигантские строительства, самые смелые реконструкции. Ремонтировались не только юбилейные, но любые храмы, и вообще не только храмы, а все городские площади, улицы, мосты. Государственные заказы поступали таким архитекторам и скульпторам, как Борромини и Бернини, и город получал творения чистой гениальности: фонтан Рек Бернини на пьяцца Навона и тысячи других чудес. Весь юбилейный год римские ночи брызгали сиянием фейерверков. В порядке подготовки к юбилею 1600 г. был вычищен и обустроен Цветочный рынок (Campo dei Fiori) в центре Рима, и именно на этой площади в порядке праздничной инаугурации 17 февраля 1600 г. был заживо сожжен Джордано Бруно.
      Путешественник из петровской России стольник Петр Толстой посетил Рим в 1б99 г., то есть накануне очередного юбилея. Естественно, в первую очередь его интересовали святыни, важные для православия, и он отправился в униатскую церковь и в дом Св. Алексия человека Божия. Но для приезжего варвара радушно распахнулись и «папины палаты, где летом жар великой», и «папежская библиотека, где множество древних книг розных языков, в том числе басурманский Алкоран». «Воевода римский», специально к нему приставленный, взял у Папы для Толстого позволение и ключи, чтобы «показать все святые вещи обретающиеся в Риме». Так, стольнику было продемонстрировано и истолковано все, что было связано с генеральной репетицией юбилея, прежде всего — Святая Святых и Лестница, «и есть у римлян о той церкве пословица, что будто тое церковь отворят, пришед на землю, Илия пророк и Енох. В тое великую церковь с паперти сделаны пятеры двери... между которыми средние бывают всегда заперты. И сам папа тое дверми в церковь не всегда входит...» Стольник Петр Толстой уклончиво пишет о святом годе — для православия наступавший год ни по концепции, ни по летосчислению святым не являлся. Но впечатление об организации туристического обслуживания в городе Риме у Толстого однозначно положительное:
  "Народ мужеского и женска полу благообразен и зело политичен... Народ римской к иноземцам зело ласков, а паче к московским людям безмерно приятны... На столах бывают скатерти изрядные... блюда и тарелки оловянные, изрядные, чистые...Рукомойники и лохани чистые всегда... Табаку дымового римские жители, честные люди, не употребляют и тем гнушаются..."

    Главными бенефициарами и операторами рассчитанной на туристов экономики выступали форпосты католицизма — средневековые монастыри. Когда вследствие усиления арабов и ослабления мощи Византийской империи, а также увеличения количества разбойников и пиратов, в VII-X вв. оказалось неупотребимым для перевозок Средиземное море, в экономике Европы начался трагический застой, разблокированный только в XI в. — крестовыми походами. А до крестовых походов, в VIII в., арабы держали под контролем Средиземное море и не пускали европейцев никуда. Из-за этого лишились экономической силы старые города, бывшие крупными в древнеримскую эпоху, в V-VIII вв. имевшие важное значение в качестве перевалочных пунктов для товаров, выгружавшихся в портах Средиземноморья и развозившихся по континенту до самой долины Рейна.

Агнец-крестоносец

     Все европейское купечество оказалось в вынужденном кризисе. Ввоз качественного импорта в Европу был сведен почти к нулю. Дефицитом стали и папирус (материал для письменности) и специи (материал для медицины и кулинарии). В это тяжелое время Италия единственная сумела поддержать важную сеть культурных и торговых связей. Это были связи и между замками аристократов, и между епископскими дворцами, но самыми крепкими были связи между монастырями. Они держались в любых условиях. От монастыря к монастырю, по Францигенскому пути и прочим пилигримским трактам под прикрытием католических стражников перемещались люди, товары, информация.
        Известно, что в средневековое безвременье монастыри спасли книжную культуру, в том числе античную, монастыри протоколировали историю, записывали языки, формировали библиотеки. Но монастыри спасали и экономику, и агрономию, и зоотехнику, и туризм, и кулинарную культуру! Как, надо сказать, и социальную психологию Италии. В этой стране каждый поселок и деревня ощущают себя не захолустьем, а самостоятельным центром.
      Медвежьих углов не могло быть в местах, по которым текли непрерывные людские потоки! А комплексов неполноценности не могло быть у городов и весей, в которых существовали прекрасные соборы, монастырские школы, библиотеки, на церковных праздниках ставились мистерии, а для обслуживания паломников развивались передовые профессии и ремесла.
        Монастыри руководили паломническими потоками. Монастырские врачи заведовали приютами для ослабленных и больных. Пилигримов селили, лечили, мыли и кормили в 650 монастырях только на северо-западе Италии, от Альп до Рима. А сколько еще монастырей находилось на юге, от Апулии до Калабрии!
     Монастыри отличились своим энергичным и творческим подходом даже в том, что касается заветов национальной кухни. Практически в монастырях никто не зацикливался на том, чтобы самоцельно умерщвлять плоть. В обителях поддерживался здоровый вегетарианский тип питания. Там происходило утончение и улучшение средиземноморской диеты. Вместе с тем ученые монастырские повара в высоких белых колпаках (этот головной убор затворников потом стал атрибутом одежды поваров во всех ресторанах, во всех странах) осваивали и элементы варварской кухни.
     Окультуривание кулинарии в монастырях происходило за счет изучения старинных книг, в том числе по земледелию, и составления сборников рецептов. Библиотеки монастырей были источником кулинарной философии и практики, кухни и огороды монастырей — опытными лабораториями. Олей (елей) является, как известно, материалом для католического богослужения. Поэтому на монастырях лежала забота о научном культивировании олив и о сортовой селекции. Лучшие виды хлебобулочных изделий тоже были изобретены при монастырях — там, где готовились хлебы для ежедневной раздачи неимущим (ритуал, предписывавшийся Ватиканом), а также на продажу.
        Монахи-бенедиктинцы изобрели описанный в «Леопарде» Джузеппе Томази ди Лампедуза сицилийский макаронный пирог, римские и неаполитанские рисовые «апельсинчики» (arancini), асколанские оливы со сложным фаршем, сицилийскую «кассату», фигурки из марципана. Фриуланское копченое сало и сыр «монтазио» были специально созданы в XIII в. монахами-бенедиктинцами для пилигримов Аквилейского тракта.
      Наряду с этим аббатства и аббатские повара способствовали скрещиванию культурных традиций. Ведь монахи, жившие в монастырях, были родом из разных стран. Побывавший в Испании по инквизиторскому делу монах Доме-нико Кантуччи завез в доминиканский монастырь в Гран Сассо (Абруццо) шафран (Crocus sativus) — и в результате в Абруццо завелись прекрасные шафрановые плантации.

      Италия вся путь. В лучших фильмах XX в. — у Феллини, Пазолини, у Антониони — овладение Италией происходит через метафору дороги. Столицы у этой страны нет. Рим нужен населению мира, но для Италии он не авторитетен. Рим — это конец маршрута, а не начало похода, Овладение Италией — движение, унаследованное от столетий пилигримства. Это движение повсюду, это движение пешком, на велосипеде, на автомобиле. Так двигались Средние века: с остановками, дневками, ночевками, пикниками, с осмотром достопримечательностей и пробованием спецпродуктов и спецблюд. Наматывая на кардан метры, наматывая на вилку «спагетти», удается постичь Италию, а заодно — кто знает, вдруг и правда? — избавить свою душу и совесть от любых грехов.

Е. Костюкович. Вкус итальянского счастья. М., Слово. 2010. стр. 48-67.

К теме паломничества.

Святитель Григорий Нисский. О тех, которые предпринимают путешествия в Иерусалим

Святитель Григорий Нисский — богослов IV века, христианский епископ и святой, философ, экзегет, один из трех великих «каппадокийцев». Младший брат Василия Великого, близкий друг Григория Богослова. Почитается Православной церковью в лике святителей и Римской католической церковью ("святой неразделённой Церкви").

(взято здесь: http://www.biblioteka3.ru/biblioteka/gr … 01.html#a2)

Поелику ты, возлюбленный, письмом спросил меня, то я почел приличным ответить тебе обо всем по порядку. Для посвятивших себя однажды высшему роду жизни я признаю весьма полезным, чтоб они постоянно обращались к словам Евангелия. И как выравнивающие что-либо правилом, находящиеся в руках их кривые вещи по прямизне правила делают прямыми; так, думаю, должно и мне, применяя к своим действиям как бы некое прямое и неизменное правило, разумею образ жизни по Евангелию, по нему направлять себя к Богу.

Итак, поелику есть люди из избравших иноческую и отшельническую жизнь, которые считают делом благочестия посетить места иерусалимские, в которых видны памятники пребывания во плоти Господа, то хорошо бы им посмотреть на правило, и если требует этого руководительство заповедей, то делать это дело, как повеление Господне. Если же нет этого в заповедях Владыки, то не знаю, где бы заповедано было желать делать что-либо, ставя себя самого законом в выборе доброго. Там, где Господь призывает благословенных к наследию царства небесного, путешествия в Иерусалим Он не поставил в числе добрых дел. Там, где Он возвещает блаженства, не внес в число их усердия к сему. Имеющий же ум пусть размыслит, зачем стараться делать то, что не делает ни блаженным, ни к царствию небесному близким? Хотя бы и было это дело полезно, и в таком случае совершенным не так хорошо об нем ревновать. Но поелику это дело по тщательном рассмотрении оказывается приносящим и вред душевный избравшим строгую жизнь, то оно должно быть предметом не ревности особой, но величайшей осторожности, чтобы решившийся жить по Богу, не испытал какого-либо вреда.

Что же в сем вредного? Благочестивый образ жизни обязателен для всех - и для мужей, и для жен, отличие же жизни любомудрой - целомудренность; а она сохраняется при несмешанном и отдельном образе жизни, чтобы природа не оскорблялась смешением и тесным сближением ни женщин с мужчинами, ни мужчин с женщинами, коль скоро они стремятся к соблюдению целомудрия. Но во время путешествия необходимость всегда приводит к нарушению осторожности и к безразличию в соблюдении правил; ибо женщине неудобно было бы совершить такой отдаленный путь, если б она не имела охранителя; по физической слабости она и поднимается (кем-либо) на вьючное животное, и спускается с него, и в трудных случаях поддерживается. А для того, чтобы поднимать, нужно иметь или знакомого, который исполнял бы эту услугу, или наемника, который бы прислуживал, в обоих случаях неизбежно здесь нарекание. Ибо вверяет ли себя чужому или своему - все не сохраняет закона целомудрия. А поелику в восточных странах, в постоялых дворах, в гостиницах и городах много распущенности и повода ко греху, то как может быть, чтобы у ходящего в дыму не стало резать глаза? Где оскверняется слух, оскверняется и зрение, оскверняется и сердце, принимая непотребное чрез зрение и слух. Как можно пройти бесстрастно места, где действуют страсти?

Да и что большего получит тот, кто побывает в этих местах, как будто Господь доселе телесно обитает в них, а от нас удалился, или как будто Дух Святый обилует между иерусалимлянами, а к нам не может прийти? Напротив, если заключить о присутствии Божием по тому, что видим, то скорее можно бы подумать, что Бог более пребывает среди каппадокийцев, нежели в других местах. Ибо сколько у них Жертвенников, при которых прославляется имя Божие! Едва ли в целой почти вселенной насчитает кто столько жертвенников. Потом, если бы большая была благодать в местах иерусалимских, то грех не водворился бы в живущих там. А теперь нет вида нечистоты, на который бы они не дерзали; у них и лукавство, и прелюбодеяние, и воровство, и идолослужение, и отравление, и зависть, и убийство; особенно между ними обыкновенно последнего рода зло, так что нигде нет такой готовности к убийству, как в сих местах; единоплеменные, подобно зверям, ищут крови друг друга ради гнусной корысти.

Итак, там где это бывает, чем ты докажешь, чтобы в этих местах была большая благодать? Но знаю, что возражают многие против моих слов. Они говорят: зачем же ты себе самому не предписал этого закона? Ибо если нет никакой пользы живущему по Богу быть там, для чего ты напрасно предпринимал такой путь? Выслушайте же мое оправдание в сем. Мне по той необходимости, в какой поставлен я жить от Правителя вашей жизни, случилось быть в тех местах ради святого Собора, созванного для устройства церкви аравийской. А так как Аравия сопредельна стране иерусалимской, то я обещался предстоятелям святых иерусалимских церквей прибыть к ним на совещание, так как дела были в замешательстве и нужен был у них посредник. Притом же и благочестивейший император доставил удобство пути, дав общественную колесницу, а потому мне не было нужды терпеть то, что, как узнали, терпят другие. Ибо колесница была для нас и церковью, и монастырем, где мы всю дорогу вместе воспевали Господу и постились.

Итак, нами никто да не соблазняется, только более должен быть убедителен совет наш, потому что мы советуем о том, что видели своими очами. Что явившийся Христос есть истинный Бог, это мы исповедовали и прежде, чем были на месте, и после сего вера не уменьшилась и не увеличилась. О вочеловечении чрез Деву мы знали и прежде, чем были в Вифлееме; и воскресению из мертвых мы веровали прежде, нежели видели гроб; что истинно было вознесение, исповедали прежде, нежели увидели гору Масличную. Ту только принесло нам пользу путешествие, что по сравнению мы узнали, что у нас более святого, чем в других странах. Посему боящиеся Господа хвалите Его в тех местах, в которых находитесь. Ибо перемена места не приближает к нам Бога. Но где бы ты ни был, Господь придет к тебе, если обитель души твоей окажется такою, чтобы Господь мог вселиться в тебе и ходить (Лев. 26, 12). А если внутренний твой человек полон лукавых помыслов, то хотя бы ты был на Голгофе, хотя бы на горе Масличной, хотя бы под памятником воскресения - ты столько далек от принятия Христа в себя, сколько и те, которые не исповедали и начала веры.

Итак, возлюбленный, советуй братьям из тела путешествовать к Господу, а не из Каппадокии в Палестину. Если же кто выставит на вид против сего слово Господа, заповедавшее ученикам не отлучаться от Иерусалима, пусть уразумеет смысл сказанного. Поелику благодать Святого Духа и раздаяние (Его даров) еще не было сообщено апостолам, то Господь приказал им оставаться в том же месте, пока не облекутся силою свыше. Если бы то, что было сказано, продолжалось доныне, то есть если бы Дух Святый раздавал бы каждому дары в виде огня, то всем следовало бы быть в том месте, где совершается раздаяние дарований. А если Дух, где хощет дышит, то и здесь уверовавшие делаются причастниками дарования по сходству веры, а не по причине путешествия в Иерусалим.

Отредактировано Княгиня (25-10-2011 13:57:09)

Паломнические места и Реликвии.

Монастырь Святой Екатерины (Синайский монастырь — один из древнейших непрерывно действующих христианских монастырей в мире. Основан в IV веке в центре Синайского полуострова у подножья горы Синай (библейская Хорив)

Вид на Синай и монастырь. Миниатюра 1508 г. из путеводителя для паломников доминиканского монаха Феликса Фабера

Паломники у раки св. Екатерины в монастыре на Синае, настолько удаленном от всякого жилья, что добираются туда лишь самые упорные.

medieval pilgrims from Сodex Мanesse

При помещении останков святого в реликварии или раку доступ к мощам упрощался: верующие выстраивались, согласно иерархии, либо в крипте, либо в галерее за алтарем (такие галереи сначала появились в крупных паломнических церквах и соборах). За реликвиями устанавливалось постоянное наблюдение.

Рака св. Олбена в соборе Сент-Олбенс. Англия, XIII век. В глубине видно помещение для наблюдения за реликвией, где мог постоянно находиться на страже монах. Во времена Реформации гробницу разрушили, но в XIX веке снова восстановили из 2000 осколков.

Часто раку делали в виде небольшого сооружения, в которое паломникам приходилось вползать на коленях, чтобы притронуться к гробу.
Чаще всего святых просили об избавлении от болезни, и мощи святых, судя по всему, были так же эффективны, как и большинство форм альтернативной медицины. У многих усыпальниц хранились костыли, оставленные там исцелившимися хромыми и калеками.

Больные и калеки, собравшиеся у одной из итальянских святынь, чтобы попросить о выздоровлении. Начало XV века. На переднем плане деревянный ящик,в котором находится лежачий больной.

http://ru.wikipedia.org/wiki/Монастырь_Святой_Екатерины
http://carabaas.livejournal.com/2965835.html#cutid1
http://larsdatter.com/pilgrims.htm

Покаянные книги
Культура Средневековой Европы. А.Гуревич

Проповедью и поучением, житием и рассказом о видениях не исчерпывается арсенал средств духовного воздействия церкви на паству. Среди этих средств особое место занимают исповедь и покаяние в грехах.
От христианина требовал ось подвергнуть анализу собственное поведение и дать ему оценку на основе шкалы поошрений и запретов, выработанной церковью. Исповедь и была способом осушествления такого самоанализа, проводимого под руководством священника. Покаяние состояло в признании в грехах, совершенных помыслами или на деле, и в епитимье, налагаемой исповедником; по искуплении греха давал ось его отпущение. В раннехристианской церкви покаяния были публичными, член религиозной общины должен был повиниться в своих прегрешениях в присутствии всех собратьев. В раннее средневековье происходит постепенный переход от гласных покаяний к тайной исповеди.
Этот переход занял не одно столетие, И вплоть до конца средних веков практиковалось наряду с тайным и публичное сокрушение грешников. Тем не менее смена открытых покаяний приватными собеседованиями прихожанина со священником, несомненно, бьmа связана с перестройкой нравственного статуса личности.

В период раннего средневековья нормы поведения, отвечавшие церковному учению, не были еще прочно усвоены христианами. Исповедник не мог полагаться на религиозно-нравственные знания своих прихожан, и для того, чтобы заставить их покаяться, он должен был допытываться у них, не прегрешили ли они против учения Христа и кодекса поведения, каковое подобает верующим. По-видимому, и не все священники достаточно ясно представляли себе границы, отделявшие дозволенное поведение от греховного, и знали, за какие прегрешения какие епитимьи следует назначать. Во всяком случае, деятели церкви нередко видели свою задачу в том, чтобы выработать руководства для исповедников, которыми они могли бы пользоваться в общении с паствой.

Так возникли «покаянные книги. (libri poenitentiales), содержащие перечни грехов и полагающихся за них покаяниЙ. Одни из этих книг имеют форму более или менее подробных тарифов, в них названы грехи и следующие за ними церковные наказания (пост, молитвы, изгнание из религиозной общины и другие кары). Другие сочинения
составлены в виде вопросников: исповедник опрашивал прихожанина и, установив характер и тяжесть его прегрешений, налагал на него соответствующую епитимью.

Этот жанр церковной литературы возник впервые в V-VI веках в мире кельтского христианства с присущей ему религиозной углубленностью, а затем, при посредстве выходцев из монастырей Уэльса и Ирландии, был воспринят во Франкском государстве (с конца VI века), в Англии (в VII веке) и во всех других странах католического мира, где он нашел многочисленных подражателей и продолжателей. Церковные соборы одно время осуждали «покаянные книги, ошибки коих очевидны, авторы же неведомы., и предписывали епископам изымать эти «codicilli, qui contra canonicam auctoritatem scripti sunt., из употребления и предавать огню, «дабы при помощи их - невежественные
духовники не могли бы долее обманывать людей».
Таким образом, возникновение этого жанра среднелатинской литературы не было непосредственно продиктовано церковной догмой, но явил ось ответом на требования жизненной практики; последняя навязала церкви необходимость применения «покаянных книг», несмотря на противодействие иерархов. Гонения против пенитенциалиев оказались неуспешными - духовенство нуждалось в них для того, чтобы воспитывать и обуздывать свою паству.

Сохранились многие десятки «покаянных книг», записанных в разное время, с VII-VIII веков и вплоть до периода классического средневековья.
Наиболее ранние из них анонимны или приписываются post factum выдающимся церковным авторитетам, таким, как архиепископы Теодор Тарсский и Эгберт, Бэда Достопочтенный и другие лица. Авторство трактатов о прегрещениях и покаяниях, возникщих в более позднее время, принадлежит известным деятелям церкви - таков,
например, составленный в начале ХI века «Corrector» епископа Вормского Бурхарда, представляющий собой XIX книгу его «Декрета», сборника церковно-канонических правил.
Все эти произведения написаны на вульгарной латыни, языке достаточно простом, если не сказать примитивном, для того чтобы их содержание бьло понятно всякому исповеднику. Последний подчас должен был читать «покаянную книгу» прихожанину, переводя ее вопросы и предписания на его родной язык. Сохранился перевод одного из англосаксонских трактатов, «Poenitentiale Egberti». Как в нем сказано, перевод на английский язык был выполнен «для того, чтобы необразованные легче могли бы его понимать».
Необходимость подробного развертывания возможных грехов в форме вопросов широчайщей гаммы мотивируется следующим образом: «Видя, что он [прихожанин,
прищедщий на исповедь] стыдится, священник должен обратиться к нему со словами: «Возможно, дражайщий, не все твои деяния приходят сейчас тебе на память, так я спрошу тебя, дабы ты, по дьяволову наущению, не утаил бы чего-либо». И затем пусть задает ему вопросы по порядку».

В других трактатах, напротив, содержится предостережение: ими могут пользоваться лишь священники, имеющие право исповедовать, миряне же не должны знать содержания «покаянной книги», - как бы подробные перечни грехов по наущению дьяволову не ввели их в соблазн и не подсказали бы неправедных помыслов и деяний. Но и в этом случае священник при бегал к опросу исповедующегося о его грехах - правда, в сокращенной форме. После предварительной беседы с прихожанином и прочтения молитв исповедник обращался к нему со словами: «Сын мой, не стыдись открыться в своих прегрешениях, ибо нет никого без греха, кроме Бога единого. Надобно прежде всего тебе самому рассмотреть собственные грехи и повиниться в них». И далее он бегло перечислял некоторые возможные прегрешения. Главный же текст пенитенциалия с подробной экспликацией всех грехов и положенных за них кар служил священнику руководством для определения характера и размеров епитимьи.

«Покаянные книги» - источники массовые, получившие широчайшее применение; не бьло человека, к которому они не имели бы прямого касательства. Однако изучение нравственной жизни средних веков на материале «покаянных книг» сопряжено с немалыми трудностями.
На протяжении столетий в них нередко повторяется не только перечень грехов, о которых допытывались исповедники у своих прихожан, но и сама их формулировка.

Довольно рано сложилась традиция исповеди, и последующие авторы «покаянных книг» широко заимствовали вопросы и формулы у своих предшественников. Как и вообше в средневековой литературе, в жанре исповедальных трактатов ощущается огромное давление авторитетов, склонность следовать их духу и букве. «Покаянные
книги», строго говоря, - источники для изучения не только народных умонастроений, но и в не меньшей мере - склада мышления священников, их создавших и применявших.

Авторы этих трактатов исходят из сознания неизбежности конфликта между греховным и нецивилизованным hоmо naturalis и hоmо Christianus, человеком, каким
он должен быть согласно христианскому учению. Этот конфликт мыслился ими как выражение противоречия между небесным и земным, - противоречия, разрешимого лишь вместе с концом истории рода человеческого.
Поэтому было бы опрометчиво считать, что в пенитенциалиях непосредственно и полно запечатлел ось состояние религиозности и нравственности того времени, когда возникли эти тексты (ср.: Оукли 1940, с. 215 сл.). Перечень прегрешений отчасти становился штампом.

Движимые тем же духом, что и авторы средневековых энциклопедий и «сумм», стремившиеся целиком охватить жизненное многообразие, составители «покаянных книг» должны были предусмотреть все мыслимые грехи, независимо от действительного положения вещей.
Не нужно тем не менее забывать, что пособия по исповедальной практике составлялись для практического применения, для того, чтобы содержашиеся в них вопросы бьmи заданы прихожанам с целью помочь им избавиться от груза грехов. Вопросники исповедальных кодексов все же не могли застыть и не застыли в омертвевшие клише, попросту копируемые более поздними авторами у своих предшественников, в них появляется немало нового - и в формулировках и по сушеству.

Так, автор «Мерзебургского пенитенциалия" к рассуждению о «врачевании души» присовокупляет замечание о том, что он в своем произведении отчасти опирается на «традицию старших», отчасти же - на «собственные знания и разумение». О наиболее подробном и представительном сборнике, принадлежащем перу Бурхарда Вормского, известно, что, хотя при составлении его «Декрета» были использованы произведения более раннего времени (см.: Фурнье 1911), он обращался с этими образцами довольно свободно и широко черпал материал из самой жизни (см.: Фогель 1974, с. 751-760). Высказывания Бурхарда не оставляют сомнения в том, что необходимость выработки его «Декрета» вызывалась плачевным положением дел в Вормской епархии.

Жизнь, и в частности поведение прихожан, оказывала на составителей пенитенциалиев - активных церковно-политических деятелей - сильнейшее воздействие, и дыхание этой жизни слышится со страниц трактатов о грехах и карах за них.

Для историка культуры эти трактаты ценны прежде всего тем, что в них отчасти удается подслушать беседы людей средневековой эпохи, причем такие беседы, которые и в то время можно было лишь подслушать, - ведь происходили они с глазу на глаз. Предполагалось, что они должны были вестись с полной откровенностью: умолчание или
хитрость на исповеди означали бы новый тягчайший грех, и, страшась кары господней, прихожанин открывал священнику самые тайные свои помыслы и поступки, в которых, верно, не признался бы кому-либо другому. Во всяком случае, те литературные произведения средневековья, которые имели характер исповеди (или автобиографии), несравненно менее откровенны, чем исповеди, предполагаемые вопросниками «покаянных книг». Конечно, эти тайные диалоги мы можем подслушать только отчасти: до нас доносится голос исповедника, но не исповедуемого.
И тем не менее задаваемые священником вопросы nроливают свет на многие стороны социальной и нравственной жизни. Характер исповедальных трактатов таков, что невольно напрашивается их сравнение с записями обычного права раннего средневековья.
И в исповедальных книгах и в варварских правдах содержатся перечни проступков и указаны кары за них. В ряде случаев в судебниках упоминается,
что наряду с наказанием, налагаемым властью согласно мирскому праву, виновный должен был понести покаяние, налагаемое церковью (см.: Оукли 1923, с. 136 сл.). Высказывалось даже предположение, что казуистичность и детализованность перечней прегрешений в «покаянных книгах» объясняются влиянием светского законодательства, отличавшегося именно этими качествами (см.: Хильдебранд 1851, с. 2 сл.). Однако нет необходимости искать подобные влияния для того,
чтобы понять предельную конкретность пенитенциалиев. Они, как и варварские правды, - порождение одного и того же сознания, ориентированного
на конкретное и наглядное постижение действительности и чуждого обобщениям и отвлеченным понятиям. Хотя трактаты о грехах и карах написаны духовными лицами и в отдельных случаях крупными церковными авторитетами, изощренными в абстрактно-логических операциях, все их содержание и сама их форма выражают некоторые
существенные стороны народного сознания: ведь созданы они были для самых широких слоев населения и посвящены не общей теологии греха и искупления, а сугубо практическому ее применению,  приспособлены были они к обыденному сознанию необразованного и невежественного человека. Поэтому, если мы и не слышим ответов
кающегося, сами вопросы священника сформулированы на языке простолюдина.

«Покаянные книги» и варварские правды при сходстве в интеллектуальном «фоне» тем не менее глубоко различаются между собой в других отношениях. Прежде всего - концепцией преступления. Мирское право не касалось побуждений преступника, был важен собственно лишь факт противоправного деяния, и кара назначалась независимо от душевного состояния и намерения виновного. В памятниках обычного права раннего средневековья люди выступают только в качестве объективно виновных или невиновных, причем и это разграничение устанавливалось посредством определенных процедур, но отнюдь не на  основании признания обвиняемого. Напротив, грех представляет собой интериоризованный проступок, то есть преступление, затрагивающее внутреннее состояние индивида. Поэтому он остается грехом и тогда,
когда имело место одно побуждение, а поступка не воспоследовало, хотя покаяние в подобных случаях определял ось более легкое. Исповедь
предполагала то, чего вовсе не требовали судебники: признания виновного и его раскаяния. Естественно, что наказания, налагаемые «покаянными книгами» и варварскими правдами, имели между собой мало общего.

Таким образом, записи обычного права и пособия исповедников рисуют два очень неодинаковых аспекта общественной действительности, восходящие в конечном счете к различным системам ценностей. Но, подчеркнув это различие, не примем его за противоположность.
Раннесредневековые тарифы грехов и покаяний «имели В виду более грех, нежели грешника» (Ле Гофф 1977, с. 169 сл.), требуя от него не столько душевного сокрушения о содеянном, сколько исполнения епитимьи.
Лучшим доказательством тому служат случаи, когда грешник нанимал человека, который должен был поститься вместо него; такой заместитель именовался justus. Церковь далеко не сразу и не без колебаний осудила эту практику, предвосхищавшую позднейшую торговлю индульгенциями. Пенитенциалием епископа Камбре Халитгара (около
830 года) лицам, неспособным поститься и имеющим средства откупиться, разрешал ось платить деньги - богатым по 20 солидов за 7 недель покаяния; тем, кто не имеет достаточных средств, по 10 солидов, а если человек очень беден, по 3 солида. 

В Англии существовал порядок, согласно которому магнат, осужденный нести покаяние в течение семи лет, мог очиститься за три дня, если за него постились сперва 12
человек по три дня, а затем - семижды 120 человек, тоже по три дня, на хлебе, воде и зелени; таким образом, пост продолжался бы столько дней, сколько их в семи годах.

Поступок и положенная за него кара - вот что стоит в центре внимания как составителей судебников, так и авторов «покаянных книг», человеческая личность отступает в них на задний план перед ритуалом, процедурой, которым придается решающее значение.